Седьмой крест - [20]
К концу зимы Георгом овладело какое-то беспокойство. Он редко бывал дома. То и дело менял своих девушек, и по каким-то малопонятным причинам. Так, самую красивую девушку из лагеря Фихте он вдруг бросил ради глуповатой хромуши, модистки от Тица. Он ухаживал за молоденькой женой булочника, пока муж не устроил ему скандал. Затем вдруг стал проводить все воскресенья с худенькой партийкой в очках. «Она знает еще больше тебя, Франц», – заметил он как-то.
Однажды Георг сказал ему:
– Ты не настоящий друг, Франц. О самом себе ты никогда ничего не расскажешь. Я всех моих девушек показываю тебе и все тебе говорю. Наверно, ты припрятал что-нибудь очень замечательное, настоящее.
Франц возразил:
– Ты просто не представляешь себе, что можно иногда жить без этого.
С Элли Меттенгеймер, вспоминал Франц, я познакомился в двадцать восьмом году, двадцатого марта, в семь часов вечера, как раз перед закрытием почты. Мы стояли рядом у окошечка. У нее были коралловые сережки. Второй раз я встретился с ней в парке, и она сняла серьги и положила в сумочку – по моей просьбе, я сказал ей, что только негритянки вдевают в уши и в нос побрякушки. Она засмеялась. Да, по правде говоря, напрасно она сняла кораллы, они очень шли к ее темным волосам.
От Георга он скрыл новое знакомство. Как-то вечером Георг случайно встретил его с Элли на улице. Георг сказал потом:
– Понятно! – И всякий раз, когда Франц возвращался в воскресенье вечером домой, Георг спрашивал с лукавой улыбкой: – Ну как? – В глазах его вспыхивало теперь гораздо больше колючих точек.
– Она не такая, – хмурясь, отвечал Франц.
Как-то раз Элли отказалась встретиться с ним. Он тогда обвинял во всем ее отца, обойщика Меттенгейме-ра, человека весьма строгих правил. В следующий понедельник он поймал Элли около ее конторы. Но она пробежала мимо, крикнув, что очень спешит, и вскочила в трамвай. Всю неделю он чувствовал, что Георг неотступно наблюдает за ним. Теперь ему хотелось вышвырнуть его вон. В субботу Георг особенно тщательно оделся. Когда он уходил, Франц раскладывал на подоконнике книги, чтобы за воскресенье подготовиться к лекции.
– Желаю веселиться! – крикнул ему Георг.
В воскресенье вечером Георг вернулся, загоревший и радостный. Он сказал Францу, сидевшему перед подоконником с таким видом, словно он не вставал со вчерашнего дня:
– И этому не мешает поучиться.
Несколько дней спустя Франц неожиданно столкнулся на улице с Элли. Его сердце забилось. Ее лицо пылало горячим румянцем. Она сказала:
– Франц, милый, уж лучше я сама тебе скажу. Мы с Георгом… не сердись на меня. Тут ничего не поделаешь, знаешь, против этого трудно бороться.
– Ладно, – бросил он и убежал. Долгие часы бродил он по улицам среди полного мрака, в котором горели только две красные искры – коралловые сережки.
Когда Франц поднялся в свою комнату, Георг сидел на кровати. Франц сейчас же принялся укладывать вещи. Георг внимательно следил за ним. Его взгляд даже принудил Франца обернуться, хотя у того было только одно желание – никогда в жизни больше не видеть Георга. Георг чуть-чуть улыбался. Франца охватило мучительное желание ударить его прямо по лицу, лучше всего – по глазам. Следующая секунда была, вероятно, в их совместной жизни первой, когда они вполне поняли друг друга. Франц чувствовал, что все желания, до сих пор руководившие его поступками, угасли, все – кроме одного. А Георг, может быть впервые, желал вполне серьезно освободиться от всей этой бестолочи и идти к одной-единственной цели, лежащей далеко от его запутанной, беспорядочной жизни.
– Из-за меня, Франц, тебе незачем съезжать, – сказал он спокойно. – Если тебе противно жить со мной – теперь ты можешь признаться, что тебе всегда было немножко противно, – я уйду. Элли и я – мы решили пожениться.
Франц хотел не говорить с ним, но тут у него вырвалось против воли:
– Ты и Элли?
– А почему бы и нет? – сказал Георг. – Она ведь не такая, как другие девушки. Это навсегда. Ее отец обещает мне работу достать.
Отец Элли, обойный мастер, – ему этот зять с первого же взгляда пришелся не по нутру, – -настаивал на том, чтобы справить свадьбу поскорее, раз уж необходимо. Он нанял комнату для молодых, так как, по его выражению, не хотел, чтобы у пего на глазах губили его любимую дочь.
Закинув руки за голову и вытянувшись на узкой кровати в своей каморке, Франц вспоминал все слова, которые тогда были сказаны, всю игру выражений на лице Георга. Много лет избегал он этих воспоминаний. А если все-таки что-нибудь всплывало в памяти, он вздрагивал, словно от укола. Теперь он дал всему этому неспешно пройти перед своим внутренним взором. И он находил в себе только изумление: оказывается, уже не больно, думал он, оказывается, мне все равно. Сколько ужасного должно было произойти за это время, раз это уже не причиняет боли!
Франц увидел Георга три недели спустя. Тот сидел на скамейке на Бокенгеймском бульваре с невероятно толстой женщиной. Он обнимал ее за плечи, обхватить талию он не мог. Не успел у Элли родиться ребенок, как она уже переехала обратно к родителям. Но отец – Франц узнал об этом от соседей – вдруг начал настаивать, чтобы дочь вернулась к мужу: раз уж ты вышла за него и у тебя от него ребенок, изволь как-нибудь ладить с ним. Тем временем Георг снова лишился работы, оттого что вечно агитировал, как выражался его тесть. Элли опять поступила в контору. Незадолго до своего отъезда из этого города Франц узнал, что Элли все-таки вернулась к родителям, и на этот раз – окончательно.
В этом томе собраны повести и рассказы 23 писателей ГДР старшего поколения, стоящих у истоков литературы ГДР и утвердивших себя не только в немецкой, во и в мировой литературе.Центральным мотивом многих рассказов является антифашистская, антивоенная тема. В них предстает Германия фашистской поры, опозоренная гитлеровскими преступлениями. На фоне кровавой истории «третьего рейха», на фоне непрекращающейся борьбы оживают судьбы лучших сыновей и дочерей немецкого народа. Другая тема — отражение сегодняшней действительности ГДР, приобщение миллионов к трудовому ритму Республики, ее делам и планам, кровная связь героев с жизнью государства, впервые в немецкой истории строящего социализм.
Транзит – значит проезд через определенную территорию и вместе с тем – переход от одного состояния к другому. Та часть жизни героя, названного Зайдлером (это не настоящее его имя), которая стала сюжетом книги, была именно таким переходом.Вначале было пассивное, томительное прозябание в лагере интернированных, куда во время войны французские власти загнали всех немцев без разбора, в том числе и антифашистов… Потом несколько месяцев напряженных усилий, затраченных прежде всего на то, чтобы спасти себя лично.Завершение перехода – осознанная решимость разделить судьбу французского народа и готовность бороться, ощущая при этом неразрывную связь с настоящей Германией, а не с «серо-зелеными» колоннами гитлеровских войск.
…Нежилой вид был у этого ранчо с его низким домом, обращенным к дороге слепой стеной. Решетка в воротах, давно бесполезная и ветхая, была проломлена, но над сводом еще виднелся остаток смытого бесчисленными дождями герба. Этот герб мне показался знакомым, как и половинки каменных раковин, в которых он был укреплен. Я вступила в открытые ворота. Теперь, к моему удивлению, мне послышался легкий размеренный скрип… Поскрипывание вдруг стало явственней, и в кустах я уловила равномерные взмахи качелей или раскачивающейся доски.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Вы спрашиваете, как живут люди в Мексике?О ком же вам рассказать? Нет, о великих людях, живших в Мексике, я рассказывать не буду, хотя они, пусть и неизвестные в Европе, принадлежат к великим из великих не только у себя на родине. Я расскажу вам о Крисанте…
Настоящее издание включает роман немецкой писательницы Анны Зегерс «Доверие». Писательница посвятила свое творчество жизни и борьбе трудящихся, тесно связав свою судьбу с революционным рабочим движением, с борьбой немецкого рабочего класса.
«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».
«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».
«Ему не было еще тридцати лет, когда он убедился, что нет человека, который понимал бы его. Несмотря на богатство, накопленное тремя трудовыми поколениями, несмотря на его просвещенный и правоверный вкус во всем, что касалось книг, переплетов, ковров, мечей, бронзы, лакированных вещей, картин, гравюр, статуй, лошадей, оранжерей, общественное мнение его страны интересовалось вопросом, почему он не ходит ежедневно в контору, как его отец…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.