Седьмое таинство - [142]

И в тот, последний, раз он с такой силой вонзался в нее, что она чувствовала, как голова бьется о каменную стену, и понимала, что скоро он лишит ее этой единственной радости. Это Джорджио Браманте: жестокий и холодный, считающий себя высшим существом, человеком, который рожден, чтобы править.

Даже в тот жаркий июньский день, чувствуя внутри себя его мощь, дававшую ощущение полной отрешенности от всего мира, экстатический восторг, который охватывал ее при каждом толчке, Джудит уже понимала, что он всегда будет брать что захочет и оставлять после всего одну, уходить к своему странному ребенку, домой, к несчастной избитой жене. Он всегда будет полностью уверен в том, что ничего особенного не случилось, ничего не изменилось, а он может спокойно вернуться в мир книг и ученых штудий. И даже если такое произойдет снова, на этот раз с какой-нибудь глупой и наивной студенткой, очередным бессловесным сосудом, который займет ее место, никто ничего не узнает.

Джорджио Браманте вел войну против всего и против всех: против нее, против собственной семьи, против всего мира. Но в самой значительной мере — и Тернхаус прекрасно это понимала — против самого себя. И в этом заключалась его слабость…

Профессор уже был в полном сознании, но едва ли помнил о том, что она ударила его камнем, что их дикое совокупление видели посторонние, что их тайна раскрыта, украдена.

— Где Алессио? — хрипло спросил Браманте, диким взглядом осматриваясь вокруг.

Бог ты мой, как же это легко проделать!

— Его увели эти кретины — твои студенты. Они здорово тебя боятся, Джорджио. Предоставь это мне. Я поговорю с ними. Парни будут молчать. Я найду Алессио. Оставайся здесь и ни о чем не беспокойся.

Она найдет где спрятать мальчика, хотя бы на день. Может, и на более длительное время. Это будет отличным уроком для Джорджио. И тогда с ним можно будет заключить сделку, и сделка будет совсем не такая, на какую оба рассчитывают. И виной всему ярость Джорджио, которая положила начало цепочке совершенно непредсказуемых событий. Но к тому моменту, когда умер Лудо Торкья, все переменилось. Алессио уже нельзя было вернуть в этот мир, не разрушив, не погубив всего того, чем она теперь владела. А Джорджио был для нее потерян в результате его собственного тупого упрямства. Он превратился в убийцу и даже в самоубийцу, задавленный чувством горя, собственной вины и всепоглощающей ненависти к самому себе.

Пути назад не было. Тем более после того как он попросил, еще сидя в тюрьме, помочь ему выследить студентов, одного, мать их так, за другим. И уж конечно, не теперь, когда уже близок конец, заключительный акт, к которому он так стремился, потому что именно эта финальная сцена — жертвоприношение самого себя — обещала ему мир и покой.

А она нашла ему замену. Пока Джорджио Браманте сидел в тюрьме, копя злобу и постепенно сходя с ума, его сын расцветал под ее опекой, превращался из мальчика в юношу, потом в мужчину, становясь все более близким ей, пока не стал полной ее собственностью. Такой же она сама была во власти его отца. Их связала грубая, животная сила ее твердого характера. Это была холодная преданность и привязанность друг к другу, такая, что всех превращает в пленников.

В сознании Тернхаус не существовало разрыва между «тогда» и «теперь», между кровью и потом в том раскопе в Апулии и этим финальным актом, таким, к которому Джорджио стремился и который она непременно ему преподнесет, но таким образом, какого Браманте не ожидает.

Профессор махнула автоматом в сторону спецназовцев, инспектора на полу и Джорджио, умоляющего, жалкого, протягивающего к ней руки.

— Он предал тебя, — отчеканила Тернхаус Алессио, на лице которого была написана явная тревога, потому что в катакомбы спускались еще люди. Времени оставалось совсем мало. — Он и меня предал. Теперь это старый, бесполезный червяк, растративший себя попусту. Давай действуй!

Джудит позволила себе лишь один короткий взгляд на Алессио, стараясь при этом, чтобы лицо выражало должные эмоции: силу, властность, решительность. В конечном итоге все всегда зависит от силы воли.

— Джорджио пришел сюда, чтобы умереть, — спокойно, без выражения сообщила археолог и, не отводя взгляда, смотрела, как поднимается ствол.

Джорджио не шевелился. Но тут откуда-то сзади раздался голос, отдаленно знакомый.

Джудит Тернхаус лихорадочно рылась в памяти, пытаясь определить, чей это голос.

ГЛАВА 24

— Она убила Элизабетту.

Коста сделал два шага вперед и встал перед Мессиной и Перони, на расстоянии вытянутой руки от молодого человека, который держал свой автомат на уровне груди и был весь напряжен.

— Алессио? — позвал Ник. — Ты слышишь меня? Она убила Элизабетту Джордано. Не хотела рисковать, боялась, что все выплывет наружу. Ты ведь еще не знаешь этого, не так ли? Алессио!

Коста был настолько потрясен, что с трудом держал себя в руках. Стоявший перед ним молодой человек был очень похож на Джорджио Браманте: те же благородные черты лица, такая же черная шевелюра, — но была в нем какая-то неуверенность, нерешительность, чего никогда не наблюдалось у его отца. Алессио рос и воспитывался у чужих людей, его похитили и поместили в незнакомый ему мир. Потом, когда мальчик достаточно подрос, стал взрослее, его обольстила коварная похитительница. Она же ввергла его в рабство, которое надеялась выдать за подобие любви.