Седьмое море - [49]

— Вы взяли ее в тиски? Я понимаю Дарью Витальевну: столько неприятных открытий сразу! Ее и без того хрупкая психика не выдержала. А потом… Сажин с вами поговорил, да? И очень жестко поговорил. Вот почему вы ходите опустив глаза, с таким лицом.

— Он сказал, что женат на лучшей из женщин, потому что его жена не способна на подлость. А я — обычная жадная стерва. А еще швырнул мне в лицо ключи от квартиры. Сказал: «Ты об этом мечтала, девочка? Хорошо устроиться в жизни? Вот твои квадратные московские метры! Надеюсь, я достаточно заплатил за свою глупость. Если с этого момента ты мне скажешь хоть одно слово помимо „здравствуйте, Дмитрий Александрович“, ты не найдешь работу в этом городе нигде, кроме как в борделе».

— И вы взяли эти ключи?

— Да!

— Ай, молодец! В смысле, Сажин молодец. Красавец просто! Извините, Вика, я давно не встречал таких людей, как он. Людишки стали мелкие какие-то, пакостные. И жадные. А тут такой размах! А скажите мне вот что. Зачем я, собственно, к вам и пришел. Могла Анжелика Голицына быть любовницей Сажина?

— Нет. Никогда.

— Уверены?

— Абсолютно.

— Может быть, как и с вами, была одна ночь?

— Нет. Со мной он изменил жене в первый раз и сказал, что повторять эксперимент не собирается. Судя по тому, что я потом видела и слышала, Сажин просто перестал замечать других женщин, кроме своей Дашеньки, — презрительно сказала Вика. — Да что в ней такого особенного, гос поди?

— Ничего, кроме того, что муж ее любит. Наверное, есть за что. Или ни за что любит. Но так любит, что идет ради этой любви на все. Прощение попросить у Дарьи Витальевны Сажин вам, часом, не велел?

— Просто велел держаться от нее подальше. И от него. С тех пор мы только здороваемся. Я ему говорю «здравствуйте, Дмитрий Александрович», как он и велел, а он молча кивает и проходит мимо, — горько сказала Вика.

— Но тогда как объяснить это странное завещание?

— Какое завещание?

— Анжелика Голицына оставила все свои акции Сажину.

— Да вы что?!

— Как вы думаете, почему она это сделала?

— Из-за любви, конечно!

— Не думаю, — вздохнул Алексей. — То есть я не собираюсь отрицать, что в Сажина можно влюбиться, но, по-моему, тут другое. Кстати, вы так и не спросили, почему Дмитрием Александровичем вдруг интересуется полиция. Или вы уже знаете, что Анжелику Голицыну убили?

— Убили?! — искренне удивилась Вика. — Нет, я не знала. Вы Сажина, что ли, подозреваете?

— В точку попали. Даниил Валерьевич теперь свободен. Может, попытаете счастья?

— Нет, спасибо!

— Неужели у вас с ним ничего не было?

— За кого вы меня принимаете? — оскорбилась Вика.

«За обычную жадную стерву», — чуть было не сказал Алексей. Вика ему не понравилась. Что-то в ней было от немецкой овчарки, даже лицо вытянутое, напоминающее собачью морду. Да, собака красивая, породистая, но о том, что это не болонка, не такса или дружелюбная колли, не стоит забывать ни на секунду. Сажин это понял и от железной Викиной хватки сумел избавиться. Он, видать, и не таких обламывал.

— Может, она мужу хотела насолить? Это я так, своим мыслям. Вам, Вика, спасибо огромное за экспертное заключение.

Она кинула взгляд на часы и вскочила:

— Я же на занятия опаздываю! Еле успеваю переодеться!

И убежала. Алексей расплатился по счету и поднялся наверх.

— Ну как? Удачно? — ехидно спросила красавица на ресепшен.

— Да, — широко улыбнулся он. — Я, пожалуй, не буду покупать индивидуальное занятие. На днях заеду и куплю абонемент. Всего хорошего!

— И вам, — улыбнулась девушка.

На стоянке Алексей нос к носу столкнулся с Дмитрием Сажиным. Тот, в белой куртке-пуховике и в белоснежных спортивных штанах, выходил из своей машины, черной «Хонды». Леонидова он заметил сразу, но перед тем, как поздороваться, взял паузу.

— Здравствуйте, Дмитрий Александрович! — первым сделал шаг навстречу Алексей.

— Привет. Спортом решили заняться? — Сажин подбросил ключи от машины и ловко их поймал. В его взгляде не было ни смятения, ни страха. Скорее насмешка. Будто это он был охотником, а не добычей.

— Беру пример с вас. Скажите, а вы всегда носите белое? — с интересом спросил Алексей, приходя в восторг от этой восхитительной наглости.

— Предпочитаю этот цвет другим. Мне разве не идет?

— Идти-то идет. Только белый цвет очень уж маркий. На дворе слякоть, грязь. Пара шагов по лужам — и на ваших белоснежных штанах грязные потеки.

— Сейчас хорошие химчистки, — серьезно сказал Сажин.

— И дорогие!

— Это не смертельно.

— Для вас-то! Еще бы! С вашими-то деньгами! Надо же вам куда-то их девать. Но теперь, когда жена от вас ушла, придется ведь потратиться, Дмитрий Александрович. Другие женщины вовсе не столь бескорыстны, как Дарья Витальевна.

— Откуда вы знаете, что она от меня ушла? — тяжело посмотрел на него Сажин.

— Зная вашу супругу, нетрудно предположить, что она не простила вам многолетнего вранья.

— Я ночевал сегодня дома. И она тоже.

— Я все больше склоняюсь к мысли, что это вы убили Анжелику Голицыну.

— У вас есть доказательства? — рассмеялся Сажин.

— Пока нет.

— Тогда идите к черту!

— Угораздило же вас влюбиться в единственную женщину, на которую ваши чары не действуют. Потому что в ее сердце занозой засел Даниил Голицын. И пока вы эту занозу не выдернете, так и будете страдать.