Седьмое чувство. Под знаком предсказуемости: как прогнозировать и управлять изменениями в цифровую эпоху - [10]

Сейчас мы проходим ранние стадии перехода, который обещает повлечь за собой еще больше последствий, чем тот, что просветил и индустриализировал наш мир после длительных Темных веков. В этой главе я хочу объяснить природу этого перехода. Прежде всего, он предполагает изменение в соотношении сил. Люди и идеи, процветавшие в прошлом, могут быть не такими уж успешными в будущем. И идеи, возникающие из ниоткуда, которые выглядят удивительными, невозможными и в которые трудно поверить, могут наделить властью тех, кого мы никогда бы не вообразили контролирующими наше будущее.

Содержание происходящего перехода лучше всего отражает невероятный взрыв различных видов взаимосвязей – финансов, торговли, информационных технологий, транспорта, биологии, – потрясающий современность, а также инновационные комбинации, следующие за этими и другими скоростными новейшими веяниями. Современные, опутанные различными связями системы отличны от тех, что состоят в меньшем числе взаимодействий. И, как мы вскоре увидим, они особенно отличны от систем с низкоскоростными коммуникациями.

Сейчас мы воспринимаем энергетику коммуникативных сетей, как мы некогда воспринимали революционную роль твердокаменных учреждений вроде университетов, военных штабов или телефонных компаний. Теперь уже нельзя воспринимать операции Хезболлы, центрального банка Китая или самых больших интернет-компаний в отрыве от очевидного: их влияние распространяется через легкие импульсы оптико-волоконных сетей так же, как оно проявлялось бы при прямом физическом воздействии. Возьмем, к примеру, большую часть влиятельных геополитических сил. Величайшие новые коммерческие и финансовые предприятия. Все они сейчас почти всецело зависят от их присутствия в различных системах информационной связи.

Сетевые коммуникации появляются там, где узлы – которые могут состоять из людей, финансовых рынков, компьютеров, мобильных устройств, беспилотников и вообще любых объектов, имеющих доступ к коммутации, – соединяются с другими функциональными узловыми объединениями. Сети могут определяться географией, языком, валютой, информационными протоколами или любыми из тысяч других факторов. Люди, живущие в Бангалоре, образуют один из сетевых центров сетевого мироздания, являя собой как бы локальные соединительные коннекторы в Интернет или систему расчетов в рупиях. Человек с инженерным образованием, возможно, скажет, что сила сети – это всего лишь непрерывное суммирование всех этих пучков соединения в отдельно взятый момент. Настоящие, физические глобальные сети окутали сейчас города, которые пульсируют и развиваются с растущей, сетевой скоростью. В этом смысле Нью-Йорк является сетевым образованием, так же как и Пекин и – в меньшей степени – степи Аляски. Итак, хотя и признание XXI века урбанистическим может показаться заманчивым преувеличением, но потоки людей в города в масштабах миллиард-человек-в-десятилетие – это явный признак. Возросшее желание постоянного сплетения жизней вместе, свежего и надежного соединения, влечет нас. Разумеется, полностью виртуальные мощные инстанции сетей тоже существуют: сети компьютеров, обучающих себя чтению, или надежные, почти бесшумно жужжащие системы межсетевой защиты. Их архитектура определяется типом соединений. Их мощность определяется числом, типом и скоростью установленных и используемых связей. Сети не только обеспечивают ускорение операционных потоков рынков, новостей и инноваций. Они революционизируют природу их силы. Широкополосная связь может вызывать и даже определять события.

Распространяющиеся, постоянно уплотняющиеся сети можно отследить и систематизировать. Они, аккумулированные воедино, отражают то, что мы начинаем понимать как энергетический потенциал глобальной сети. Под этой фразой мы подразумеваем не просто Интернет, Twitter или сетевую валюту вроде биткоинов, хотя это, безусловно, тоже своеобразные проявления влияния сети. Энергия сети – нечто большее. Она представляет собой потенциально всеобъемлющий охват, исторически новый, связывающий между собой миллиарды жизней и десятки миллиардов сцепленных сенсоров и машин. В каждый момент она приобретает все больший масштаб: больше сенсоров, больше ссылок, больше точек. Каскады, эпидемии и взаимодействия повсеместны в сетях, и в своих столкновениях они производят неожиданные новшества: сплетение генетики с базами данных, к примеру, или терроризма с мобильными мессенджерами.

Ученые, занимающиеся изучением сетей, называют такой тип изменения «взрывной перколяцией», что означает мгновенное смещение в природе системы, когда та переходит на следующий уровень взаимодействия. Такое слияние множества узлов в одну ткань – подобно тому, как телефоны связываются между собой, образуя телефонную систему, – не многим отличается от конденсации молекул воды в капли при снижении температуры. Вот у тебя в руках напиток, – мгновение спустя ты держишь лед. Когда в один день у тебя только несколько подключенных пользователей, а на следующий на Facebook или на YouTube уже миллиард человек. Сформировалась новая сущность. Или: в один момент у тебя сердитые фундаменталисты; в следующий – объединенное террористическое движение вроде ИГИЛ или Аль-Каиды. Терроризм, мишенью которого столько же является наша психология и чувство защищенности, сколько и любая физическая структура, – это древняя проблема, но он эволюционирует и становится тем более эффективным, когда он существует в мире сверхбыстрых сетевых медиаресурсов и обмена информацией. Сетевые технологии делают с террористическими атаками то же, что порох сделал со снарядами. Они усиливают эффект. И это делает их еще более привлекательными для террористов. Что, в свою очередь, провоцирует еще большее число атак.