Седьмая ступень совершенства - [5]

- Дорогая... - сказал Бухгалтер воркующим голосом. - Дорогая моя... Жизнь сложная вещь... Да... Я глубоко уважаю... да... женщин и женский ум, но даже теоретически... лучше всего, разумнее, когда женщина... существо слабое от природы... Самки всегда мельче самцов, вы не согласны? Забудем про пауков или там про кого-то еще, исключения подтверждают правила, вы не согласны? Так вот, лучше всего, когда женщина сидит в защищенном, теплом, уютном месте... и вяжет чулок, - при этом взгляд Бухгалтера переместился на фотопортрет довольно-таки суровой женщины со строптиво поджатыми губами, должно быть, все той же жены, находящейся в Америке. - Я слышал, слышал, да, что у вас, да, какие-то особые способности... Допускаю, хотя лично я и не сталкивался с подобными явлениями... Но люди, да... Некоторые, да... Некоторые верят... Это хуже... Для вас, я имею в виду.

- Почему? - спросила Евгения.

- Дорогая, - продолжил Бухгалтер. - Не будем вдаваться в подробности. Я вас прошу и, если хотите, умоляю, не возвращайтесь домой, поживите у родственников, у друзей... Я мог бы предоставить вам свою берлогу, но вы видите, здесь не очень комфортно.

- Спасибо, - сказала Евгения. - Я найду место.

- Вот и ладненько, - сказал Бухгалтер с облегчением. - Вот и слава Богу!..

Он провел ее по прихожей, заваленной старой обувью, и, уже снимая с дверей цепочку, прошептал:

- Я мирный человек, понимаете? Мирный... Я не люблю происшествий...

- Я тоже, - сказала Евгения, понимая, что происшествия ей уже не избежать. И это неизбежно, как судьба.

Евгения вовсе не испугалась, но она была благоразумна и поэтому считала, что к подобным советам надо прислушиваться. Она тихо шла по темной, пустынной улочке так, вроде бы никуда. Потом вынула из сумки мобильный телефон Николая Павловича и набрала номер. Почему именно этот, Евгения не задумывалась - она просто доверяла себе.

- У тебя можно переночевать? - спросила она у Кларки.

- О чем разговор! - заверещал в трубке Кларкин голос. - Бери троллейбус! Я встречу!

С Кларкой, бывшей однокурсницей, она не виделась очень давно, да и в институте как-то не дружила. Разве что один раз ей помогла.

Рыжая Кларка лежала на койке общежития под солдатским одеялом и истекала кровью, а ее обычно во все времена года веснушчатое личико так побледнело, что почти сливалось с давно не оштукатуренной стеной, а веснушки вообще куда-то разбежались, словно их и не было.

- Ну, сволочи! Ну, сволочи! - кричала Кларка. - Фашисты!

За несколько часов до того "фашисты" без наркоза избавили Кларку от греха, и, полежав полчасика на какой-то замызганной клеенке, охая и стеная, она сбежала домой, потому что вообще была такая, а также потому, что на другой день у нее был экзамен - не то политэкономия, не то история КПСС. Девчонки уговаривали ее вернуться в больницу, но Кларка только кричала:

- Нэвэ! Никогда! - и только еще больше бледнела.

Тогда к ней и привели Евгению.

Евгения взяла горячую Кларкину руку и держала почти всю ночь, сидя у нее в ногах на шатающейся койке. Утром Кларка поднялась и как ни в чем не бывало поехала на экзамен. Вообще, ужасным существом была Кларка и вечно попадала в какие-то невероятные истории с милицией, иностранцами и танцами в ресторанах на столах в полуголом виде. Причем из всех этих историй она выпутывалась тоже самым невероятным образом, имея, по-видимому, в потустороннем мире какого-то особенно одаренного ангела-хранителя. И когда стояла Кларка у дверей деканата, протягивая очередному преподавателю зачетку, взгляд у нее был настолько наивен, простодушен и трогателен, ну прямо взгляд рыжего агнца, что даже самый суровый из них не мог устоять и ставил зачет.

Именно эта Кларка через столько лет встретила Евгению на троллейбусной остановке - в норковой до пят шубе, наброшенной на халат, и стоптанных домашних шлепанцах.

- Привет!!! - заорала Кларка, прямо-таки душа Евгению, словно огромный норковый медведь.

И потащила, потащила к ближайшему дому, а потом на третий этаж в огромную квартиру, как потом выяснила Евгения, состоявшую из соединенных нескольких. Часть квартиры была в отличнейшем состоянии после евроремонта, но на второй половине Кларка, видимо, выдохлась, что было совершенно в ее духе, и там уже отличного состояния не было. И даже на просторной кухне, сияющей современным кухонным дизайном, стояло в углу старое, заплеванное ведро с мусором и валялись какие-то доски. За столом сидели две девочки-близняшки лет десяти, хрупкие, вытянувшиеся ростки и, синхронно склоняя блекловолосые головки с остренькими носиками, поклевывали из баночек йогурт и пили чай, и чай проливался в их нежные горлышки с чуть слышным Евгении серебряным клекотом.

- Мои! - закричала Кларка, обнимая сразу обеих. - Мои! А теперь спать!

Когда девочки покорно ушли, добавила с простодушным самодовольством:

- Держу в ежовых рукавицах! - и сама же захохотала.

Конечно, ей не терпелось поговорить и, когда Евгения сказала, что хочет спать, очень огорчилась, но тут же провела в небольшую, довольно-таки уютную комнатку с голубыми стенами, синим диванчиком и кокетливыми, небесного цвета занавесками в мелкий белый горошек. Правда, и в этой комнатке не все было закончено - в угол сметен строительный мусор, и на боку лежала банка засохшего столярного клея.