Седьмая девственница - [9]

— А потом?

— Дела у Педро пошли плохо. Шахта Сент-Ларнстонов тогда еще работала, и Педро был в его власти. Я думала, он про меня забудет. Нет, не забыл. Чем больше я противилась, тем сильней он меня хотел. Педро никогда не узнает, внушал мне он. Это было главное. И однажды ночью… прежде чем мы поженились, я пришла к нему, потому что сказала себе, что раз все будет втайне, и он оставит Педро в покое… то станет лучше.

— Бабушка!

— Ты поражена этим, любушка. Я рада. Но хочу, чтоб ты поняла, мне пришлось так поступить. Много я потом передумала и знаю, что была права. Это вроде того, как я говорила тебе… самой делать свое будущее. Мое будущее было вместе с Педро. Мне хотелось, чтоб мы всегда жили вместе в нашем домике и вокруг нас бегали детишки… мальчики, похожие на Педро, а девочки на меня. Я думала, ну что может значить один раз, если за него я куплю нам будущее? И правильно думала, потому что иначе Педро пришел бы конец. Ты не знаешь, каков он был, этот давнишний сэр Джастин. К таким, как мы, у него жалости не было. Мы для него были вроде тех фазанов, что они сейчас стреляют, — вскормлены для забавы. Он угробил бы Педро вскорости, нашел бы ему работенку поопасней. Мне надо было заставить его отступиться от нас, ведь я знала, что мы для него как добыча на охоте. Вот я и пришла к нему сама.

— Ненавижу Сент-Ларнстонов, — сказала я.

— Времена меняются, Керенса, и люди меняются вместе с ними. Времена и сейчас жестокие и нелегкие, но все же не такие, как тогда, когда я была в твоем возрасте. А вот подрастут твои дети, для них времена наступят еще чуть полегче. Так устроен мир.

— Бабушка, а что было потом?

— На этом дело не кончилось. Одного раза оказалось мало. Уж больно я ему понравилась. Мои черные волосы, которые так любил Педро… они ему тоже понравились. И первый год моей замужней жизни был весь исковеркан, Керенса. Все могло быть так прекрасно… но мне приходилось ходить к нему… а если бы об этом проведал Педро, он убил бы его: ведь сердце моего милого пылало страстью.

— Ты боялась, бабушка?

Она нахмурилась, словно припоминая.

— Я будто в страшную игру играла. И так продолжалось почти год, пока я не обнаружила, что жду ребенка… и не знала, от кого. Не могла я родить этого ребенка, Керенса, не могла. Только подумаю о всех предстоящих годах… ребенок будет на него похож… и нужно обманывать Педро. Словно пятно, которое ничем не выведешь. Я не могла так сделать. И… я не стала рожать этого ребенка, Керенса. Сильно болела, чуть не умерла, но не родила его, и на том все кончилось. Он забыл обо мне. Я пыталась как-то возместить все для Педро. Он говорил, что я у него самая нежная женушка в мире, хотя с другими я куда как сурова была. Ему это нравилось. Он прямо счастлив был. А я порой думаю, что стала с ним такой нежной и делала все, что могла, чтоб ему угодить, потому что раньше плохо с ним поступила; и странным мне это казалось. Будто из зла вышло добро. Я тогда многое поняла в жизни и с тех пор начала помогать другим. Так что, Керенса, никогда не жалей о том, что придется испытать, будь то добро или зло; ведь нет худа без добра, и нет добра без худа… это так же точно, как то, что я сижу тут в лесу с тобой. Спустя два года родилась твоя мать — наша с Педро дочка, и ее рождение чуть меня не убило. Я больше не могла иметь детей. Думаю, это все из-за того, что было раньше. Но жили мы хорошо. Годы проходят, и зло забывается, и много раз заглядывала я в прошлое и говорила себе, что по-другому мне нельзя было тогда поступить. Это был единственный выход.

— Но почему они должны ломать жизнь нам! — страстно воскликнула я.

— В мире есть сильные, и есть слабые, и коли ты родился слабым, так уж должен обрести силу. Она придет к тебе, если ее искать.

— Уж я-то найду силы, бабушка.

— Да, девочка, найдешь, коли захочешь. Это тебе решать.

— Ох, как же я ненавижу этих Сент-Ларнстонов, бабушка! — повторила я.

— Не надо, милая, тот Сент-Ларнстон уже давно покинул этот мир. Нельзя ненавидеть детей за грехи отцов. Так ведь можно и тебя обвинить в том, что сделала я. Ну и счастливо же мы жили! Пока не наступил день скорби. Педро ушел в утреннюю смену. Я знала, что они будут рыть шахту дальше; он был одним из откатчиков, что идут после взрыва и грузят руду в вагонетку. Не знаю, что там произошло внизу, и никто точно не знает, но весь день я прождала у выхода из шахты, пока его вынесут наверх. Я прождала долгих двенадцать часов, а когда его вынесли — это был почти мертвец, а не мой веселый и любящий Педро. Но он еще пожил несколько минут — как раз чтобы сказать «прощай», прежде чем отойти в мир иной.

— Благослови тебя Бог, — прошептал он мне. — Спасибо тебе за мою жизнь.

Что лучше мог он сказать? Я подумала, что если б даже не было сэра Джастина, если б даже я нарожала ему крепких сыновей, он не мог бы сказать ничего лучше.

Она резко встала, и мы пошли домой.

Джо ушел со своим Голубчиком, и она позвала меня в кладовку. Там хранилась старая деревянная шкатулка, всегда запертая; она открыла ее и показала мне то, что лежало внутри. Там были два испанских гребня и две мантильи. Она воткнула один гребень в волосы и покрыла их мантильей.