Седьмая девственница - [12]

Я ухватилась за его куртку и с мольбой глядела на него снизу вверх.

— А куда же? — спросил он.

— К нам в домик. Моя бабушка все равно что доктор. Тогда никто не узнает…

Он помолчал, и я подумала, что он меня не послушается. Потом Ким сказал:

— Ну ладно. Но по-моему, ему нужен врач.

— Ему нужно оказаться дома со мной и с бабушкой.

— Ты твердо решила сделать по-своему. Но ты неправа!

— Он мой брат. А вы знаете, что они с ним сделают?

— Показывай дорогу, — сказал он, и я привела его к домику.

Бабушка стояла в дверях, встревоженная тем, что мы куда-то подевались. Пока я бессвязно рассказывала ей, что случилось, Ким не произнес ни слова. Он отнес Джо в домик и положил его на пол на подстеленное бабушкой одеяло. Джо выглядел таким маленьким.

— По-моему, у него нога сломана, — сказал Ким.

Бабушка кивнула.

Вдвоем они привязали его ногу к палке. Словно странный сон — Ким в нашем домике слушает распоряжения бабушки. Он стоял рядом, покуда она обмывала рану Джо и втирала мазь.

Когда она закончила, Ким сказал:

— Но я все равно считаю, что ему нужен врач.

— Лучше так, — твердо ответила бабушка, потому что я уже призналась ей, где мы нашли Джо.

Ким пожал плечами и ушел.

Всю ночь мы с бабушкой просидели около Джо и к утру поняли, что он будет жить.

Мы боялись. Джо лежал на одеялах и был слишком плох, чтобы о чем-нибудь волноваться, но мы волновались. Заслышав шаги, мы всякий раз вскакивали, боясь, что пришел кто-нибудь за Джо.

Мы потихоньку говорили с ней об этом.

— Бабушка, — доказывала я, — разве я неправильно поступила? Он оказался там, такой большой и сильный, и потом я подумала, что он знает, как раскрыть капкан. Я боялась, бабушка, боялась, что мы не сможем вызволить Джо.

— Ты правильно сделала, — успокаивала меня бабушка Би. — Если бы наш Джо провел всю ночь в капкане, он мог умереть.

Мы замолчали глядя на Джо, прислушиваясь, нет ли шагов.

— Бабушка, — сказала я, — ты думаешь, он…

— Как знать.

— Он кажется мне добрым, бабушка. Не таким, как другие.

— Он и впрямь кажется добрым, — согласилась бабушка.

— Но он друг Сент-Ларнстонов, бабушка. В тот день он был там, у стены. И дразнил меня, как все.

Бабушка кивнула.

Шаги около домика. Стук в дверь.

Мы с бабушкой побежали открывать одновременно.

Перед нами стояла, улыбаясь, Меллиора Мартин. Она выглядела очень хорошенькой в своем белом в розовато-лиловую полоску льняном платьице, белых чулочках и черных башмачках с пряжками. На руке у нее висела плетеная корзинка, прикрытая белой салфеткой.

— Добрый день, — сказала Меллиора своим нежным высоким голосом.

Ни я, ни бабушка не ответили ей; от облегчения мы не могли произнести ни слова.

— Я узнала о несчастье, — продолжала Меллиора, — и принесла вот это для больного.

Она протянула свою корзинку. Бабушка взяла ее и спросила:

— Для Джо?

Меллиора кивнула.

— Я встретила сегодня утром мистера Кимбера. Он сказал мне, что с мальчиком произошло несчастье, когда он лез на дерево. Я подумала, может, ему понравится это…

Бабушка сказала небывало кротким голосом:

— Благодарствуйте, мисс.

Меллиора улыбнулась.

— Надеюсь, он скоро поправится. До свидания.

Мы стояли в дверях, глядя, как она уходит по дорожке, потом, не говоря ни слова, внесли корзинку в домик. Под салфеткой были яйца, масло, половина жареного цыпленка и каравай домашнего хлеба.

Мы переглянулись с бабушкой. Ким не скажет. Нам нечего бояться.

Я молча вспоминала о своей молитве там, в лесу, и о том, как, казалось, само провидение послало мне помощь. Я не упустила возможность; риск был очень велик, но я выиграла.

Вряд ли в моей жизни была минута счастливее; и, размышляя о том, чем я обязана Киму, я сказала себе, что никогда этого не забуду.

Джо поправлялся медленно. Он часами лежал на одеяле со своим Голубчиком, ничего не делая и не говоря ни слова. Долго не мог он ходить, а когда пошел, выяснилось, что он останется хромым.

Джо почти ничего не помнил о капкане; только тот ужасный миг, когда шагнул в него, услышал громкий щелчок и хруст собственных костей. К счастью, он быстро впал в забытье от боли. Без толку было бранить его, говорить ему, что сам во всем виноват.

Но в течение долгих недель у него не возникало никаких желаний. Он оживился, только когда я принесла ему кролика с раненой лапкой. Ухаживая за кроликом, он обретал силы, и стало похоже, что к нам возвращается наконец наш прежний Джо. Я поняла, что отныне мне придется следить, чтобы с ним рядом все время было какое-нибудь живое существо, за которым можно ухаживать.

Наступила зима — суровая зима. Здесь, вдали от побережья, зимы всегда суровее, чем около моря, но все равно в Корнуолле обычно зимой не так уж холодно. Но в тот год вместо привычных южных задули северные и восточные ветры, неся вьюги и метели. Шахта Феддера, где работало большинство жителей поселка, не выдавала на-гора столько олова, как раньше, и пошли слухи, что через несколько лет ее станет невыгодно эксплуатировать.

Пришло Рождество, а с ним и большие корзины из аббатства, до краев наполненные снедью, — обычай, соблюдаемый веками, — и разрешение собирать немного хвороста в отведенных для этого местах в лесу. Это Рождество было не похоже на прошлое, ведь Джо уже не мог бегать по окрестностям, и нам пришлось примириться с тем, что нога его никогда не станет нормальной. Но мы не жаловались: слишком свежи были события той ночи, и мы понимали, чего Джо чудом избежал, и не забывали об этом ни на минуту.