Седьмая чаша - [122]

— Не второй, главный! Тот, которого поймали, вероятней всего, лишь орудие, физический исполнитель.

— Интересно, кто у вас на подозрении? Почему бы вам не сказать, кто именно? Тогда и мы с мамой…

— Послушайте, товарищ Бончев… Кстати, почему вы Бончев, а не Кандиларов?

— Деликатный вопрос. Сами ответить не можете?

— Извините, могу. Но не понял, почему в телефонном справочнике у вас вместо отчества буква «М».

— Мариин. По имени матери.

— Так записывают внебрачных детей, когда отец неизвестен. Вы что, считаете себя внебрачным?

— Кем я сам себя считаю — мое личное дело. Все оформлено через суд, можете быть спокойны. Так кто же убийца?

— Только имейте в виду, что торговаться — не в наших правилах. Итак, говорит ли вам что-либо такое имя: Ангел Асенов Насуфов?

— Ничего, — и посмотрел на мать. — Впервые слышу. Выходит, он сознался, что убил Кандиларова?

— Ни в чем он не сознался, — возразил Бурский. — Пока мы до него добрались, он был уже мертв. Потому-то мы ищем человека, который распорядился   убить… Кандиларова. Иначе говоря — вашего отца.

После недолгой паузы Мария Бончева задумчиво проговорила:

— Да, похоже, это почерк…

— Мама! — снова одернул ее сын.

— Послушайте, Бончев! Отдаете вы себе отчет в том, что, запрещая матери говорить, вы умышленно скрываете от следствия важные сведения? Сведения, которые помогли бы найти убийцу!

Не слушая Бурского, сын в упор смотрел на свою мать. Взгляд его был столь красноречив, что женщина окончательно смолкла.

29 октября, вторник

Подчиняясь какому-то внезапному побуждению, не вполне ясному даже ему самому, капитан Консулов отправился на похороны Нанай Маро достаточно странно одетым: в потертых джинсах, стоптанных туфлях и ярко-красных носках, в сверхмодной серой куртке с бесчисленными карманами и заклепками. Вершиной маскировки была розовая майка, на которой во всю грудь пестрели громадные буквы «Полис оф Нью-Джерси». С шеи свисала позолоченная цепочка с крестом. Непокорные свои волосы капитан разлохматил, чтобы портрет «своего парня» казался подлинником, а не мазней бездарного копииста. Для того чтобы всегда быть в нужной роли, он постоянно пополнял свой гардероб, искусно добавляя детали к своей «сценической одежде». На службу он, однако, являлся в официально-коричневом или темно-сером костюме, снежно-белой сорочке и галстуке. Вообще крайние взгляды проявлял он не только по отношению к одежде, но и по отношению к людям. Одних уважал, любил и готов был жизнь за них отдать; других презирал, ненавидел и грубил им к месту и не к месту, заслуженно и незаслуженно. Вследствие этого Консулов часто терпел неприятности — как в личной жизни, так и на службе. Для одних он был человеком умным и оригинальным, другие считали его просто чокнутым. Вероятно, в каждом конкретном случае обе оценки соответствовали истине.

Похороны прошли более чем скромно, не было даже венка, зато публика собралась шумная и разномастная. Хватало тут проныр, торгашей, спекулянтов, которые приехали в личных машинах, как важные господа.

Отец покойного так и не появился. Тетка Нанай Маро, поддерживаемая мужем, с криками и руганью пыталась открыть крышку гроба, чтобы увидеть тело любимого Ангела (еще неизвестно, от чего он скончался, кто его прикончил!). Дело чуть не дошло до драки с кладбищенскими служителями. Спиридон, племянник Насуфова, безмолвно стоял рядом с родителями.

Бросив, как водится, свою горсть земли, Консулов вместе с другими скорбящими двинулся к выходу. Спиридона он старался не выпускать из вида. Симо и Цона сели в чью-то машину, а Спиридон пошел к автобусной остановке. Вскочив за ним в автобус, Консулов приблизился вплотную.

— Спиридон, — сказал он тихо, — сделай вид, что мы не знаем друг друга. Очень надо поговорить.

Парнишка обернулся, внимательно поглядел на незнакомца. Кажется, остался доволен его видом: шикарный тип!

— Про что? — спросил Спиридон.

— Про Батю. Но пока — тихо! На следующей сойдем, держись у меня в кильватере. Усек? И не спрашивай, кто я да что. Будет нужно — узнаешь.

Заинтригованный, Спиридон вышел за Консуловым на следующей остановке и прошел следом в ближайшую забегаловку. Заведение пустовало: было еще слишком рано. Капитан выбрал дальний столик в углу и сел так, чтобы видеть вход.

— Как насчет выпить? — спросил он.

— Можно.

Консулов сходил к стойке, принес две полные рюмки.

— Давай хлебнем «Преслава». Питье настоящих мужиков. Батя его любил. За Батю!

Чокнулись. Но, едва пригубив, Консулов скривился и передернулся.

— Этот скот разбавляет коньяк водкой. Но ничего, справимся.

Спиридон, как видно, пил коньяк впервые. Смело сделав второй глоток, хотел что-то сказать. Однако Консулов его опередил: хоть он и знал все, что установили коллеги, этого было недостаточно, и сейчас приходилось действовать на ощупь, руководствуясь лишь интуицией.

— Раджу, небось, знаешь? Это он меня послал.

Спиридон ничего не ответил, наклонил голову, давая понять, что знает, и знает очень хорошо. Конечно, Раджу капитан выдумал, рассчитывая на юношескую самоуверенность собеседника.

— Ему и Нанай Маро — обоим готовили удар, который достался одному Ангелу… Раджа очень переживает: закадычные они с Батей друзья были. Хочет отомстить… Только, пока легавые вынюхивают, кто кокнул Ангела, дождичек следы смоет, снежок их заметет…