Сеансы одновременного чтения - [26]

«Идеальная реконструкция формирования территории, 1:10 000, выполнена профессором Д. Тиосавлевичем».

20

Мойсилович настойчиво жал и жал кнопку звонка. Еще до того, как глянул в глазок, Адам именно по этой беспардонности догадался, кто стоит за дверью. Владелец квартиры просто-напросто не отнимал пальца с кнопки звонка до тех пор, пока ему не открыли дверь.

— Лозанич, радость моя, надеюсь, ты не собирался от меня прятаться? — прищурился на него хозяин мансарды, шутливо грозя ручкой сложенного зонта.

— Так я же оставил вам вчера записку, что заплачу на следующей неделе, как только получу гонорар в «Наших достопримечательностях», — Адам хотел свести разговор к минимуму, потому что знал, что Мойсилович ни за что бы не пришел ради того, чтобы решить вопрос с перебоями в работе водопровода или какого-нибудь другого ремонта, он всегда появлялся только затем, чтобы получить арендную плату.

— Эх, Лозанич, Лозанич, неужели ты не помнишь, как ты задержал оплату? А ведь у меня такие расходы! Ты хоть представляешь себе, сколько стариков я тащу на своем горбу? И как мне с этим справляться, когда от тебя только и слышно то «завтра», то «послезавтра»? Не думай, что я не сумею гораздо дороже сдать эту квартиру в самом центре! — Мойсилович никогда не употреблял слово «мансарда», упорно пользуясь синтагмой «квартира в самом центре» и считая, что это оправдывает ее головокружительно высокую цену.

— На следующей неделе… — ответил Адам.

— А что будет на следующей неделе? Не услышу ли я снова насчет следующей недели? Сам видишь, какое ненадежное сейчас время. Я знаю, что тебе нелегко, я и сам был студентом, сам бедствовал. Но и ты меня пойми… — Заставить Мойсиловича сократить свое обычное выступление было не так-то просто, и юноша подумал, что из всех курсов лекций квартировладелец, видимо, прослушал только один, по анатомии, а точнее — о том, как содрать с человека шкуру, при этом оставив его живым, чтобы он и впредь мог вносить плату.

— На следующей неделе, совершенно точно… — Адам решил не тратить лишних слов, чтобы не затягивать разговор.

— На следующей неделе?! Не очень-то определенно. В понедельник? Во вторник? Или в среду? Давай в понедельник. В первой половине дня или во второй? Самое позднее — в полдень. Кроме того, чтобы ты не считал, что я думаю только о деньгах, скажу, что должен тебя предупредить. Твой сосед, который, кстати, всегда платит регулярно, жалуется, что ты часто поднимаешь здесь невообразимый шум. Из-за твоей нечувствительности к звукам он не может работать. Я, Лозанич, не собираюсь терпеть такое поведение, — продолжил Мойсилович, снова угрожающе подняв ручку зонта, от такого типа можно было ожидать именно такого, типичного поведения.

— Послушайте, я плохо себя чувствую, приходите в середине следующей недели. Сейчас у меня важная работа, за которую мне должны очень хорошо заплатить. И тогда я, может быть, смогу внести плату за несколько месяцев вперед… — нетерпеливо проговорил Адам.

— Вперед?! Это был бы просто прекрасный жест с твоей стороны. А за сколько вперед?! — смягчился хозяин квартиры.

— Да, именно вперед и сразу. За пять месяцев… — выпалил юноша, подкрепляя свое заявление поднятой рукой с растопыренными пальцами.

— Я только прошу, веди себя потише… — чуть ли не отеческим тоном сказал Мойсилович, теперь уже в совершенно прекрасном настроении. — И давай посмотрим через пару дней, что тут можно сделать с водой…

— Конечно, конечно, всего доброго, всего вам доброго… — Адам уже закрывал дверь.

21

Юноша, даже не вспомнив о том, что с самого утра ничего не ел, немедленно вернулся к раскрытой книге. Сгорая от любопытства и высокой температуры, он отыскал место, на котором остановился, то самое, где увидел загадочную карту.

Пусто. В павильоне все оставалось на тех же местах, не было только плана, разложенного на столе из обычных досок. Кто-то здесь побывал, пока его не было. Может быть, профессор Тиосавлевич, может, какой-то другой читатель, как это теперь узнать?

Подавленный этими мыслями, Адам той же дорогой вернулся к вилле. Покимицы не было. Пергола стояла во всей красе, такой же, какой была утром. Первые сумерки добавляли к цвету поздних роз оттенок трагического румянца. Терраса тоже была пуста. В двух комнатах мерцали отблески горящих свечей. По огромной тройной тени в раме одного из окон юноша предположил, что там расположились несчастные Стоны.

Обходя дом со стороны восточного крыла, Адам прислушивался возле каждой из трех задних дверей и таким образом, услышав звяканье посуды, определил, за какой из них находится кухня. На его стук и здесь никто не откликнулся, но молодой человек решил войти и увидел некую особу, склонившуюся над книгой. Женщина, очень старая, в фартуке, повязанном поверх платья с вышивкой, с половником в руке, лишь на миг отвлеклась от книги, которую листала, и крикнула:

— Закрой дверь! Тесто застудишь! Только-только начало подниматься! Садись, жди, еще не готово!

Адам послушался, сел за стол, на котором лежали груды овощей, стояла миска с шариками сливочного масла, другая миска — со сливками, овальное блюдо с крупными кусками очищенной рыбы… Старуха довольно громко читала по растрепанной, как кочан капусты, книге какой-то рецепт, он узнал знаменитую «Большую народную поваренную книгу» Спасении-Паты Маркович. Точно такая же, только чуть более новая, была и у его матери, дома. На раскаленной поверхности плиты, в которой полыхали дрова, в целой армии медных кастрюль и кастрюлек что-то шипело, кипело, бурлило, клокотало, булькало, потрескивало, вздыхало, чмокало и посвистывало… Служанка Златана, а это наверняка была она, не обращая никакого внимания на Адама, перекликалась со своими кастрюлями и котелками, словно настраивала инструмент за инструментом, составлявшими весь этот оркестр, и давала последние указания перед началом грандиозного концерта: