Сдвиг - [38]
Слушай Тим, ты совершенно заболтал меня, сказал я своему внутреннему существу, и Тим Род, мгновенно, разобидевшись, песком рассыпался и пропал.
В третьей части района Энциклопедий находились жилые дома и угодья, тут жили семьи самых важных святых Литераторов Белого света. На этом экскурс в историю и содержание района энциклопедий считаю оконченным. Этот район славился еще и тем, что здесь были самые низкие цены на книжечки, а в уличных читальнях кроме черного кофе так же бесплатно предлагали и чай и малокалорийное фруктовое мороженное. Поговаривают, что в некоторых закоулках так же находились и общественные столы разума (столы для Пятичтения) вы только представьте себе, чтобы Стол Разума бесплатно под навесом на улице. Удивленны? Правда, это были слухи, лично я их не видел ни разу.
Движение. Краем глаза я заметил движение, где-то поодаль от нас что-то зашевелилось возле фонарного столба, закопошилось в муаровом черно-белом графическом облаке. Что это червоточина, что ли зарождается. Ну да она родимая. Из довольно большой разросшейся червоточины появился мальчик-тьмец, а через минуту и еще один. Липкие от внутренностей недр, пока еще слабые обсыхающие. Сладкая парочка недобро таращилась в нашу сторону. Облако черно-белого муара, словно привязанное веревочкой к земле отбрасывало несколько длинных кривых теней, те места, на которые падали тени постепенно съеживались, скукоженные неведомой земляной кислотой.
Из-за угла появилось два, а потом и еще три тьмеца. Капюшоны на чайниках, длинные эмо челки на бледных неподвижных лицах, неприятные гримасы с отвислой нижней губой и стекающими слюнями, угрюмые посланники недр. Покачиваясь в такт, они медленно, но верно приближались к нашей стоянке. Глаза их так же медленно и неукоснительно наливались чернильной тьмой и вот-вот уж должно произойти выплескивание гименаидальных щупалец. Тьмецы зрели, навивались тьмой и злобой.
— Гггимениус — испуганно заикаясь, позвал я, он отвлекся от рассматривания и копирования фрагментов карты сквозь стекло ручного фотосканера. Глянул в указываемую мной сторону, там, на задворках переулка уже скопилась порядочная толпа подземных придурков, около сотни тьмецов, готовых бросится на нас. Тьмецы буквально наступали нам на пятки, впрочем, недолго.
— Ай подлецы, смерти Писательской захотели, щас, щас голубчики вы мои будет вам угощение, Гимениус откинул полу легкого кевларового плаща и вынул толстенный отрывной блокнот с тяжелыми сморщенными страницами и обыкновенное механическое перо. Он бережно достал длинный ритуальный нож Книгобоев из ножен на поясе. Это был Лунообразный ослепительный бумажный нож, богато инкрустированный золотом с витиеватой костяной ручкой, нож сверкнул спиралью маленьких огоньков, будто подмигнул мне. Чуть оголив руку, Гимениус сделал небольшой крестообразный разрез, на своей руке, чуть надрезав собственную вену, кровь крошечными каплями сочилась из ранки. Гимениус так же проворно сунул бумажный нож Книгобоев в ножны, хотел бы я рассмотреть его получше. Ткнув перо в ранку на руке, как в чернильницу, Гимениус спешно накарябал что-то на листке голубой скукоженной бумаги, по моему слово «огонь» вернее иероглиф и змейку апостроф. Он чуть просушил листок, подув на него губами, делая смешной рот — кружочком. И тут же лихо, скомкав жесткую бумажку, он опустил стекло автомобильной двери (мы уже успели сесть в машину). Все это Гимениус проделывал с невероятной скоростью и точностью, видны были отточенные навыки письма и офисного искусства. Он метко швырнул бумажку подальше от автомобиля. Сильный писатель, подумал я, из такой толстой голубой бумаги он скомкал комочек размером с грецкий орех, мне такое не по силам и проверять не нужно. Летевший комочек преодолел несколько метров и, ударившись об асфальт пару раз отскочил и упал. Комочек полыхнул невероятно высоким столбом пламени. Пламя сначала вырвалось ввысь метров на 15–20, а затем горизонтальным диском примерно на уровне полутора метров над землей ухнуло по пространству улицы. Огненный взрыв миролюбиво облизнул бронированный корпус автомобиля. Гимениус выжал сцепление, мы удалялись с места нашей временной парковки.
Огненный взрыв раскрошил тишину переулка. Визг и агония горевших в Праведном пламене тьмецов, рев двигателя и злорадно улыбающееся в бликах пламени лицо писателя. Эту картину я назвал «Адово пепелище на крови Гимениуса».
— Работает, тут вот все работает, ать стервецы, смерти писательской захотели так вот отведайте пламени Праведного Слова на Кашпейской целлюлозе мать вашу подземную разтак.
Основательно разогретые тьмецы взрывались глухими пуками, разметывая по всей округе нелепые ошметки себя, руки-ноги, неровные куски тел, кеды пролетали со свистом, а челки истлевали, как порох — жуткое зрелище.
