Сделка - [90]

— Прошу прощения, Гейл, — ответил он, — но, во-первых, я искренне считал и считаю, что в данной ситуации лучше раскрыть все тайны и таким образом предотвратить вероятные домыслы и догадки, а во-вторых, я и сам узнал о браке твоей сестры только недавно, от Слейтера. — Он оперся плечом о бледно-голубую стену и довольно резко спросил:

— Почему, черт возьми, твоя сестра не сказала даже тебе о своем замужестве? Это могло многое изменить. Почему она единолично решила лишить своего ребенка его законных прав?

Я могла только повторить то, что уже говорила раньше:

— Дебора была слишком гордой. Она не могла и не хотела доказывать свою правоту перед теми, кто ее так оскорбил.

Ральф неодобрительно покачал головой:

— Речь идет не о гордости, а о нарушении закона. Никки с момента рождения наследник Джорджа и законный владелец Девейн-Холла.

— Который вот-вот будет продан за долги! — не сдержала я сарказма. Меня возмутил холодный, осуждающий тон Ральфа. — Уверена, что моя сестра обдуманно предпочла, чтобы ее сын жил со мной, а не в семье безвольного отца и расточительного деда!

Выражение лица Ральфа смягчилось.

— Пожалуй, ты права, — сказал он после недолгого молчания. — Ведь она не могла предположить, что твой муж погибнет совсем молодым и ты останешься одна.

— Я уже говорила, что Никки никогда не был для меня обузой!

— Знаю, Гейл, — сказал он примирительно, как отвечает взрослый ребенку, которого чем-то обидел.

Я первая сменила тему разговора:

— Ты действительно уверен, что Никки ничто не грозит? Что Коул не возобновит своих мерзких попыток?

— Коул совсем не дурак, — ответил Ральф. — Он деловой человек и понимает, что дело его дочери проиграно, хотя и хорохорится. После того как замужество Деборы стало достоянием гласности, Коул выбыл из игры.

— И ты не станешь пытаться привлечь его к суду за убийство Джонни Уэстера? — повторила я.

— Я уже говорил, что не оставлю своих усилий, — сказал он с легким раздражением. — Если, конечно, будет доказана его вина.

— А Роджер? — продолжала я допытываться. — Что насчет Роджера? Ведь если Никки… если с ним что-то случится, твой кузен снова станет наследником Девейн-Холла. Разве не так?

Ответ Ральфа удивил меня своей определенностью.

— Я знаю, Гейл, — сказал он, — ты недолюбливаешь Роджера. Для этого есть основания. Мы тоже не испытываем к нему большой симпатии. Но уверен, он не способен на убийство. Ни при каких обстоятельствах!

Я почувствовала, что краснею от злости и обиды.

— Что ж, — сказала я ледяным тоном, — может, мне вообще все показалось? Не было ни покушений, ни убийства. А я просто сумасшедшая истеричка.

Ральф ответил мне своей неотразимой улыбкой:

— Ты вполне нормальное, прелестное создание, Гейл. Но потерпи немного: еще не все раскрыто, не все точки над i поставлены. Пока же прогуляйся с Никки и откровенно расскажи ему правдивую историю его рождения…

Я нашла сына на лужайке возле замка, где мальчики со своим молодым наставником играли в шары. Никки с радостью согласился отправиться со мной на верховую прогулку, особенно когда я пообещала, что он сядет на большую лошадь. В конюшне я попросила оседлать для него Нарсаллу, сама же выбрала одну из многих других лошадей, предназначенных для верховой езды.

В начале нашей поездки мы говорили мало. Никки привыкал к своей лошади, я — тоже, а кроме того, внимательно следила за ним, хотя и знала, что он достаточно опытный наездник. Как приятно было видеть его раскрасневшееся лицо, радостные глаза!

Он вошел во вкус и был недоволен, когда я предложила остановиться и спешиться возле дома для игр.

— Ну почему, мама? Мы так мало проехали. Я только начал привыкать к своей лошади.

— Хочу поговорить с тобой, милый. Это очень важно.

— Разве нельзя во время езды?

— Можно, однако разговор такой серьезный, что лучше стоять на твердой земле.

— Ой, ты боишься, что от твоих слов я упаду с седла? — со смехом спросил Никки.

Я ничего не ответила и первой соскочила на землю. Никки последовал за мной и, пока мы шли к дверям дома, выпытывал, о чем я собираюсь с ним говорить, — уж не о том ли, чтобы отправить его в школу подальше от дома.

— Нет, дорогой, — ответила я. — Совсем о другом.

Он издал облегченный вздох.

— Садись тут, на скамейку, и послушай меня, — сказала я, после чего долго молчала, не зная, с чего начать.

В самом деле, как рассказать ребенку, что я для него не та, кем он считал меня всю свою пока еще недолгую жизнь? Как открыть ему, что он никогда не был моим сыном, что его настоящая мать давно в могиле и что вообще все его существование — сплошная не правда, которой я, пусть вынужденно, пусть для его же пользы, обволакивала его?.. В какие слова облечь все мои признания?

Я глубоко вздохнула и начала свой рассказ — медленно, мысленно проговаривая каждую фразу:

— Я хочу… должна рассказать тебе одну историю, Никки. Она о моей родной сестре… Но и о тебе тоже, мой дорогой. А ты, пожалуйста, прояви терпение и слушай. Хорошо?

Он с удивлением, но и с интересом взглянул на меня: какому ребенку не хочется выслушать целую историю, к тому же так таинственно обставленную?

— Я слушаю, мама, продолжай, — с нетерпением сказал он.