Сделка - [17]

На этот раз в его голосе прозвучала симпатия, даже сострадание, что вызвало во мне немедленный протест.

— Если бы бедняга Джордж, — холодно возразила я, — хоть немного сопротивлялся, то, убеждена, его семья сумела бы найти другой выход из финансовых затруднений.

— Не думаю, что вы правы, — сказал Сэйвил. — Мой дядя Джек по доброй воле никогда не поставил бы своего сына в такое положение. И к моменту женитьбы Джорджа их имение было заложено и перезаложено.

У меня не было желания выслушивать эту трагическую в своем роде историю, в которой Джордж представал чуть ли не героем, принесшим добровольную жертву ради благополучия семьи. Я не хотела понимать ничего, что могло бы служить ему оправданием.

— А кто еще будет у вас, милорд, помимо безутешной вдовы и ее отца? — спросила я. Сэйвил охотно продолжил тему:

— Будет другой мой кузен, а ныне новоиспеченный лорд Девейн — Роджер.

Я подумала с противным злорадством, что леди Гарриет вряд ли испытывает особое удовольствие от общения с Роджером, унаследовавшим титул после ее мужа. У бедняжки в браке с Джорджем рождались только дочери. Ни одного сына. Тут уж никакие отцовские деньги не помогут. Потому Роджер и стал новым лордом Девейном.

— …Еще, наверное, прибудет моя старшая сестра, — говорил Сэйвил. — Не потому, что надеется получить что-то по завещанию, а из чистого любопытства.

— А как ее имя? — спросила я.

— Реджи на.

— Я хочу знать, как мне вести себя с ней.

— Ее муж — человек незнатного происхождения. Думаю, он не приедет вместе с ней. Джервез Остин более интересуется звездами, нежели людьми. Это он открыл новую комету, о которой столько говорили в прошлом году.

Признаться, я не слышала ни о мистере Остине, ни о его комете, поэтому мудро решила промолчать, тем более что Сэйвил еще не закончил перечисления.

— И наконец, еще один мой кузен, Джон Мелвилл, непременно будет при сем присутствовать, — Джон живет вместе со мной в Сэйвил-Касле, и я весьма благодарен ему за то, что он согласился взять на себя обязанности управляющего. Просто не знаю, что бы я без него делал.

Видимо, мы подошли к концу недлинного списка, и я позволила себе поинтересоваться:

— А кто же тот поверенный, в руках которого находится завещание Джорджа?

— Старик Миддлмен из фирмы «Миддлмен и Амброуз». Фирма размещается в Лондоне, и это является еще одним основанием для того, чтобы оглашение прошло у меня в Сэйвил-Касле. Он намного ближе к Лондону, чем Девейн-Холл.

Я спросила с осторожностью:

— Кто-нибудь из тех, кого вы перечислили, может знать о том, что Джордж оставил деньги для Никки?

— Трудно сказать, — ответил граф довольно холодно. — Во всяком случае, как я уже имел честь сообщить вам, от меня никто об этом не услышал.

Графа обидел мой вопрос — но ведь я, видит Бог, ни в чем его не обвиняла. И потом, какая разница — знают, не знают? Если он правильно услышал предсмертные слова Джорджа, то через день об этом будут знать все — кому нужно и кому не нужно. И что тогда?

— Извините, милорд, я не имела намерения задеть вас.

Он бросил на меня быстрый взгляд и ничего не ответил.

Я отвернулась к окну кареты. На солнце снежный пейзаж искрился миллионами кристалликов. Весь мир казался безмятежным, ничем не омраченным. Неужели так может быть?

Я глубоко вздохнула, и Сэйвил правильно истолковал мой вздох, потому что тихо сказал:

— Да, очень красиво.

Как видно, он простил мне невольно нанесенную обиду.

— Когда эта красота растает, — заметила я, — мы окажемся по колено в грязи.

— Надеюсь, до этого не дойдет.

Мы исчерпали еще одну тему для разговора и замолчали.

— Сколько продлится наше путешествие? — спросила я спустя некоторое время.

— Зависит от дороги. Думаю, еще часов пять.

О Боже! Целых пять часов находиться вместе в тесноте кареты, почти касаться друг друга! И не знать, о чем говорить…

Я быстро придумала, как мне казалось, выход из положения и сама себя похвалила за находчивость.

— Мне делается нехорошо, — сказала я жалобно, — если я долго нахожусь внутри кареты. Не могла бы я какое-то время посидеть на козлах рядом с Джоном?

Сэйвил бросил взгляд, я заметила, на мой профиль, но я не поворачивалась к нему и старалась сохранять невозмутимое выражение лица.

— Будет холодно, — коротко сказал он.

Для меня холод на козлах был сейчас куда предпочтительнее внутреннего жара, который я испытывала здесь, в карете.

— Но я тепло одета, — твердо заявила я. — И лучше немного померзнуть, чем чувствовать головокружение и все такое…

Я сама толком не знала, что еще могла почувствовать, но для Сэйвила этого было достаточно.

— Хорошо, — сказал он, открыл окно, высунулся и крикнул Гроуву, чтобы тот остановил лошадей.

Мы вышли из кареты на заснеженную дорогу, где были явственно видны уходящие вперед следы почтового брайтонского дилижанса, которых придерживался наш кучер.

Прежде чем я успела выразить протест, Сэйвил взял меня обеими руками за талию и забросил на козлы. Прикосновение его рук я чувствовала потом очень долго.

Джон Гроув с испугом и недоумением взирал на меня, как на сумасшедшую.

— Вы совсем замерзнете, мэм, — проворчал он. — Ваша одежда не для кучерского ремесла.