Сделка - [35]

— Что он тебе сделал? — сказал я. — Я убью этого гада!

— Кого? — спросила Эллен.

— Мозг, — ответил я.

Она облегченно рассмеялась. Я спросил, над чем она смеется.

— Ты так ненавидишь его? — спросила она вместо ответа.

— Я не ненавижу его, — уточнил я. — Я его здорово недолюбливаю.

— Ох, папка! Не надо так великодушничать. Было бы гораздо хуже, если бы ты не ревновал к Роджеру.

На столе стояла рюмка с жидкостью, которой Эллен запивала торт. Я попробовал. Это была водка — без сомнения, достойный напиток. Но по крепости она была не очень приятным компонентом для смешения с баварским тортом. У юных замечательные желудки.

— Я этого не вынесу! — неожиданно сказала она.

— О Роджере — молчок, — сказал я. — Не надо.

Эллен расхохоталась — водка действовала, а девчонке было всего восемнадцать.

— Пап, я хотела поговорить о тебе. Не обижайся, не выношу, когда ты обижаешься.

— Детка, с какой стати должны существовать тайны, которые ты не можешь мне открыть? А-а?

— Выслушай меня сначала.

Она запрыгнула на длинную полку, продолжение мойки, полулегла, привалившись к углу. Ее оформившиеся женские бедра, я их заметил в первый раз, были выше груди!

— Обещай, что не обидишься!

— Обещаю, — сказал я. — Даже клянусь.

— Ты все равно обидишься, — сказала она и повела рассказ, действительно обозливший меня.

Оказывается, сначала служанка Ирэн принесла снимки с пляжа Эллен. Та, разумеется, велела положить их на место. Но потом на Эллен что-то нашло, и она велела показать их матери. Что Ирэн и сделала.

— Ну скажи мне, за каким дьяволом ты?..

— Не знаю, извини, — ответила она. — А с той девчонкой ты выглядел таким счастливым. С ма ты всегда несчастненький. Даже если вы улыбаетесь друг другу. Знаешь, еще с того времени, когда я начала думать не об игрушках, сладостях и прочем, с того дня, когда я вообще начала думать, мне казалось, что ты и ма — два человека, ничем не связанные между собой. И я задавала себе вопрос — а что вас держит вместе?

— Есть причины, — сказал я.

— Ага. Только одна причина — я, — буркнула она. — Всю жизнь вы у меня перед глазами. Но на ма так, как на снимках, ты никогда не смотрел. Ты ее обнимал, целовал и т. д., особенно если знал, что на вас смотрю я. Даже спите вы, держась за руки. Но я хочу сказать не об этом, а о настоящем, как на тех снимках. Признаюсь, что сначала я была повергнута в шок, потому что парочка совершенно непристойная. Но, приглядевшись внимательнее, я поняла, что девочка-то, хо-хо, что надо. И я подумала, что в один прекрасный день ты порвешь с ней. Из-за меня. Ты извини, па, мне стало так больно. Вот и Роджеру я сегодня толковала про эту чудную штуку, о которой мы так много читали, о которой нам так вдохновенно рассказывают поэты. Неужели она настолько скоротечна, что мы должны не терять ни минуты из отведенного нам? Даже погрызлись с Роджером на этой почве. Словно старики. И я прогнала его. Давай, говорю, топай отсюда, топай. Все недостатки семейной жизни у нас с ним уже проявились, а вот прелестей — ни одной. Так озлилась на него, что выбросила пластинку с Бартоком в окно. Наверно, там и валяется, если Роджер не подобрал, чистюля.

Любопытство взяло во мне верх.

— Ты спала с Роджером? Ты… в общем, понимаешь, о чем я?

— Нет, не спала.

— Признаться, я доволен.

— Дело не во мне, а в нем. Он не будет.

— Я хочу сказать, что доволен, что ты еще…

— Па, ты такой смешной. Я ведь не обо всем рассказываю ма. У меня уже было несколько парней. Я ведь учусь в Радклиффе, ха-ха. Па, ты что, пребывал в неведении?

— Хм. А Роджер в курсе?

— Роджер! Он — мой постоянный ухажер, как же я ему расскажу? Мне уже восемнадцать лет, па, и иногда — как говорится в умных книжках — я испытываю сильнейшую потребность. Тебе ли не знать этого? А как Роджер ушел, я сразу же поставила одну из твоих старых — Диксиленд, 78 градусов. Не волнуйся, обращаюсь с ними очень бережно. Слушала и думала — мой па однажды был таким. Итак, что же случилось? Па? Роджер, кстати, их ненавидит, а я люблю. Ему подавай Майлса Дэвиса. Говорит, что все остальное — это белокожая подделка.

— Не понял?

— Так, мол, белые думают о том, что из себя представляет негр, помесь примитива с дьявольщиной. Меня это тоже покоробило. Спрашиваю его, а ты что, не белый? Ты — подпевала! Ну-ка, кыш отсюда! Как белены объелась. Начала орать на него, мол, ты — ни рыба ни мясо. О постели не сказала в открытую, и так все ясно. В чем тогда дело, говорю, в чем? Пошел вон, говорю, пошел вон. Па, можно я еще хлебну водочки? Па, налей мне еще. Я выпью и сразу засну. Уже поздно. Спасибо. Весь мир за стенами дома в ожидании, а ты разводишь маленькие, мелкие свары. Вот такое у меня чувство было и тогда. Сама от себя не ожидала. Говорю Ирэн: иди и покажи снимки ма. Кинь их ей! Чертова Ирэн дрожала как осиновый лист. Маме, разумеется, осталось только выгнать ее. А я собираюсь слать ей Деньги, пока она не найдет другую работу.

И вот я гляжу на вас обоих за ужином. И не могу понять, а случилось ли вообще что-нибудь? Вы — как всегда. Никаких признаков жизни. Ну, па, положим, еще не совсем мертвец, у него, думаю, жизнь еще теплится, как в этих старых пластинках. Совсем на донышке, но есть. Поэтому я и поцеловала тебя. И только потом ко мне пришла ужасная мысль — я вспомнила те фотографии и подумала, теперь у них могут быть дети!