Сделай погромче - [27]

— Очень по-американски, — рассмеялась Гретхен. — Все они будущие насильники.

Почтальон, насвистывая, развозил почту, колеса его почтовой тележки крутились, но одно как-то вихляло. Мы его знали. У него были короткие седые волосы, и он носил шорты аж до самой зимы. Однажды мы видели, как он курит, сидя на чьем-то крыльце. Как-то несколько недель почтальоном был черный парень, но потом кто-то что-то сказал, и теперь почту развозил этот белый старик, который курит у людей на крыльце. Чертов южный район, подумал я. Гретхен прикурила было сигарету, но замерла, улыбаясь фотографии. Она выбросила зажженную сигарету в окно и стала рассказывать маме о том, что мелькало за стеклами машины.

— Сегодня по-настоящему солнечный день, — сказала она фотографии, — и этот хренов почтальон стоит, облокотившись на чей-то забор.

Спустя какое-то время включилось радио, закрутилась кассета и Момма Касс из the Mamas and the Papas запела Dream a Little Dream of Me.

— Черт, вот это здорово, — сказал я и не мог побороть ощущение, что это голос ее мамы раздается с фотографии, но говорить о таких вещах довольно странно, если только это не происходит с самим тобой и буквально сию секунду.

Как и всегда, мы ездили кругами без всякой цели и вскоре обнаружили, что подъезжаем к дому Стейси Бенсен. У двухэтажки из белого кирпича тормоза завизжали и машина остановилась.

— Что мы здесь делаем? — спросил я.

— Подожди-ка минутку, — сказала Гретхен. — И ты, мам.

Она выпрыгнула из машины, подбежала к садику Стейси Бенсен, взяла двух голубых кроликов, потом эльфа, потом лебедя и снова водрузила их на переднее крыльцо. На этот раз она положила кроликов одного на другого, а эльфа под лебедя, как будто они устроили тут групповуху. Кивнув, позвонила в дверь и побежала к машине, задыхаясь и смеясь.

— Да, чувиха, у тебя точно что-то с головой, — сказал я.

Иногда мы убивали время во Дворце Йогурта, где работала сестра Гретхен Джессика, мы просили дать нам попробовать то одно, то другое, глазея на настоящих покупателей, пока Джесс не выставляла нас вон. Гретхен обычно орала: «Я американка! Я имею право делать все, что мне, черт возьми, нравится!», затем сбивала подставку с соломинками, и, громко крича, мы убегали.

Когда мы вошли, Джесс вздохнула, а затем увидела, что у Гретхен в руках фотография мамы в рамке. Джессика стояла за стойкой в яркорозовом фартуке, розовой блузке и бело-розовом берете Дворца Йогурта и только покачала головой. Она ничего не могла с нами сделать. Она работала там одна до семи, когда приходил Кэффи, тот самый босс, с которым она крутила.

— Какого черта ты делаешь? — спросила Джесс, скрещивая руки на груди.

— Тусуюсь с мамой и Брайаном, — сказала Гретхен, подмигивая.

— Это даже не смешно. Если папа это увидит, он с ума сойдет. Ничего получше вы придумать не можете?

— Нет, совсем ничего, — сказал я.

— Это моя любимая, — Гретхен вручила фотографию сестре. — Разве она не выглядит так, будто рано умрет?

Джессика уставилась на фото, коснулась тонкого стекла и кивнула.

— Да, наверное.

— Взгляни на бабушку с дедушкой. Думаешь, они когда-нибудь выглядели счастливыми?

— Вряд ли. Ух ты, посмотри на ее глаза, — сказала Джессика. — Она так сильно смеется, что плачет.

— У тебя такая же улыбка, — сказала Гретхен, отбирая фотографию. Джессика покраснела, не знаю, может, она хотела сказать что-нибудь милое, но сказала только:

— Ну что, ребята, хотите чего-нибудь поесть?

— Да, — сказал Гретхен. — Я возьму малиновое для мамы и шоколадно-ванильное для себя.

— А ты, Брайан? — спросила Джесс.

— Нет, все круто, — сказал я. — Я не ем мороженое.

Джессика кивнула и стала наполнять два маленьких стаканчика, нажимая на рычаг, пока оба как следует не наполнились.

— Почему бы тебе не устроиться на новую работу, Гретхен? — спросила Джессика. — Вы, ребята, по-моему, чертовски скучаете.

— Я прекрасно провожу время со своей семьей, — ответила Гретхен, окуная ложку в стаканчик с малиновым мороженым.

— Ну и куда вы направляетесь? — спросила Джессика.

— Не знаю. Мы могли бы пойти что-нибудь стырить из магазина.

— Будьте осторожны. Если вас арестуют, вам придется какое-то время посидеть без дела. Папа работает допоздна, а я только в семь освобождаюсь.

— Ладно, — сказала Гретхен. — Слушай, мы тут с Брайаном говорили. Сколько тебе было, когда ты потеряла девственность?

— Чего? — Джессика отступила, снова скрещивая руки на груди.

— Сколько тебе было лет, когда кто-то сорвал твой цветочек?

— Почему ты спрашиваешь?

Во Дворце Йогурта не было посетителей, и вентиляторы шумно крутились над головой.

— Ладно, забудь, — сказала Гретхен.

— Нет, откуда тебе вообще знать, что я не девственница? — спросила Джессика.

— А мы видели у тебя в шкафу резинки.

— А-а!

— Ну и?

— Ну не знаю. Шестнадцать, наверное.

— С кем?

— Билл Пэрис.

— Парень на синем «камаро»?

Джессика кивнула:

— Ага, — а потом спросила: — Зачем тебе это?

— Ну не знаю. Просто нам было интересно. Для сравнения.

— Ну, ребята, а как у вас с этим делом?

Гретхен покраснела.

— Ну не знаю. В прошлом году.

— С кем?

— Со своей рукой, — вздохнула Гретхен.

— А как насчет тебя, Брайан Освальд? — спросила Джессика.