Сделай мне приват - [6]
— Весело у вас тут.
— Уссышься.
Затем новенькая Оля сделала странную вещь. У нас в ванной всегда была подставка под зубные щетки с несчетным количеством гнезд. Никто, разумеется, ей не пользовался, избегая малейших ассоциаций с дисциплиной, поэтому щетки просто валялись «где чья?». Новенькая собрала их в один пучок и начала методично расставлять в свободные ячейки подставки поросячьего цвета в разводах мыла и зубной пасты. Она делала это не просто не торопясь, а как будто старалась продлить этот мистический акт как можно дольше.
— Как я и думала, — загадочно заключила она.
— У тебя есть цифровые фотки какие-нибудь?
— Нет.
— Я не сомневалась. Завтра вечером сделаем.
— А ты фотограф тут местный типа?
— Что-то вроде того. По совместительству.
— А где Бурая-то сегодня?
— Она вечером будет.
— А ты будешь?
— Я буду. Зачем тебе?
— Так. — Она равнодушно окинула взглядом помещение, как бы взвешивая в последний раз работать ей здесь или нет, и добавила: — завтра в десять.
Я молча разглядывала ее. От ведь… Занесло…
Валюша осторожно потрогал кнопочку на пылесосе, но это не помогло. Тогда он аккуратненько обошел его и тронул кнопочку на другом боку, попутно взглянув на свое искаженное отражение на блестящей выпуклой поверхности. Средним пальцем разгладил бровь.
— Да. Перегрелся.
Престарелый ловелас меланхолично потащил покорный пылесос за шланг на кухню.
— Перекур. Мой малыш хочет отдохнуть. Чего это у тебя?
— Пакеты для мусора с яблочным ароматом, туалетный утенок — с мандариновым, лимонный стеклоочиститель…
— О! Вот это вещь, — оживился Валюша, — припрячь до Нового Года, а то и на стол поставить нечего будет.
— Обойдешься, это нам для романтического девичника с Марусей.
— Марусь, ты в дальней убиралась? — обреченно спросил Валюша.
— Нет, еще.
— Ну будешь тогда вместо меня там, а я туалет помою. Только осторожно, там Натусик дрыхнет.
— Что за Натусик?
— Старая гвардия. — Пояснила Бурая. — Хорошая девушка.
— Бурая, ты бы пожрать лучше что-нибудь купила, — заныла я, — а не этой херни.
— Кстаааати… Херни, говоришь? — Бурая начала загадочно скалиться. — Девочки, я тут купила игрушек вам. Две штуки пока. Смотреть будем?
Мы с Валюшей, как два домашних кота, полезли носами в черный полиэтиленовый пакет, уже почти столкнулись лбами, когда Бурая выхватила пакет и начала раздавать нам подарки с новогодними прихватами.
— Вот, Машенька, это нам с тобой, — она гордо достала телесного цвета и негритянских размеров страпон с черными резиночками.
— Не, Бурая, даж не думай, — попятилась я.
— Смотри, Валюша, этот розовенький тебе.
— А вот эта фигня зачем?..
— Ой, девчонки, надо их помыть в тепленькой водичке с мыльцем, а то горько будет.
— А это с присосочкой, к стенке прилепил и наяривай…
— Не показывай на Вальке так — примета плохая…
— … или к стиральной машине…
— а ты презики купила? Надо же будет их сегодня это….
— Нет, Бурая, а жратвы надо было все-таки… — я потрепала ее по редковатым ярко-апельсиновым волосам.
На кухню влетела Лилит — деловая, румяная и прекрасная. Короткий сарафан в клеточку, с полукруглым детским кармашком, почти не прикрывал трусиков, полосатые гетры плавно перетекали по стройным ногам на высоченные каблуки. Вся эта красота составляла 187 см в холке.
— Чего вы тут разорались? — она приветливо почесала Валю грязной шваброй по голой коленке.
— Бурая хуев на студию купила, — говорю, — снабдила производство оборудованием.
— Маруськ, тут и пристяжной есть, смотри-ка, — она медленно перевела взгляд со страпона на меня. Нехороший был у нее взгляд, задумчивый.
— Бабы, вы чего, озверели?
— А что? Я всегда мечтала. Хоть разок, — неприятно заблестела Лилит.
— А вот и ничего, — Бурая взяла резиновую письку уверенной рукой и гордо потрясла над головой: — Рабочий инструмент!
— Инвентарь донбасского шахтера! — подхватила я.
— Даешь пятилетку в три дня, девочки, — мечтательно захлопал ресницами Валюша.
— Не уроним высокое звание рабочей молодежи!
— Даешь самоотверженный труд ради Отчизны и перевыполнение нормы нашей рабочей бригадой, — заорала я. — Лильк, ты чего притихла там? Чего это?
— Я вот мелочь тут нашла, пока прибиралась. 8 рублей, 20 копеек, нужно сделать копилку. Будет, корочь, благотворительный фонд у нас. Ручка есть?
— Не, ты погоди, — загорелась Бурая. — Надо распечатать. И крышку. Вон банку ту возьми. Пойдем, сделаю тебе… Давай, монеток добавим еще? У меня два рубля осталось…
— Скотч надо…
— На помаду и колготки, у меня в пальто пятак лежит, возьмите! — вставил Валюша, но мы с ним и с пылесосом уже остались одни. Кого на ум, а этих — на дело.
— На вот тебе пылесос. Иди в дальнюю, с Натуськой нашей познакомишься заодно. Если проснется…
Когда я осторожно открыла дверь в комнату, моему обонянию был нанесен жесточайший удар: в комнате стоял тугой дух застоявшегося табачного дыма и гусарского перегара.
«Хорошая девушка» покоилась в объятиях Морфея, ангельски улыбаясь ярко накрашенным ртом. Элегантное синее платье с блестками было культурно задрано над полноватыми, коричневыми бедрами. Не очень чистые ноги девушки в черных шпильках торчали врастопыр, над спинкой кровати. Я зачем-то внимательно оглядела подошву туфельки размера так сорок первого, но ничего выдающегося, кроме сплющенной серой жевательной резинки, не нашла. Это дивное существо спало, закинув руки за голову и уткнувшись носом в собственную кучерявую подмышку. Похожа она была на Зену — Королеву Воинов, Клеопатру и Лару Крофт одновременно.
