Сделано в Японии - [33]

Главное сейчас было получить полные сводки по кражам аксессуаров и барахла из салонов машин, а заодно — и по угонам. Я этим вопросом никогда не занимался, и только от Накагавы — нашего лейтенанта, отвечающего за «автомобильные» проступки русских, — знал, что если рыбачки что и угоняют, то это все больше велосипеды — они у нас повсюду расставлены и разбросаны. Что касается машин, то случаи с угонами были и есть, но почти все они — по пьяни и неразумению. Я не слышал, чтобы кто-то когда-то крал машину, чтобы, скажем, ее перепродать здесь же, в Японии, японским барыгам или же загрузить на судно и вывезти для продажи на Сахалин или во Владивосток. В основном русские угоняют их, только чтобы покататься, а потом бросить в каком-нибудь из темных припортовых переулков. Во мне не без оснований зудело опасение по поводу того, что у нас заберут дело Ищенко дорожные службы, потому что дело здесь попахивало элементарным столкновением неравных интересов жалкого русского воришки и наших солидных угонщиков. Если это так, то мне придется все бразды контроля и правления передать суровым дорожникам, а самому оставаться на подхвате. С одной стороны, кобыле значительно легче, с другой — с бабой на возу все — таки приятнее, чем одному.

В управление я приехал уже после шести. Нисио, как всегда, торчал на месте, а вот из остальных ребят остался только Накагава, которого я попросил задержаться. Разговор с шефом было коротким, поскольку мы вдоволь наговорились по мобильнику, да кроме того, хитрый лис, я уверен, успел подраспотрошить Ивахару, а вот на Накагаву я насел основательно. По его данным выходило, что автомобильные кражи — дело для русских гостей в наших портах привычное. За год по Хоккайдо набирается около сотни бедолаг, взламывающих, а то и просто забирающихся в оставленные бестолковыми, непугаными хозяевами незапертые салоны «тойот» и «хонд», и выковыривающих с корнем проигрыватели для компакт — дисков, навигационные модули и всю прочую дребедень, без которой все японцы спокойно жили и с аппетитом кушали всего каких-нибудь десять — пятнадцать лет назад. По документам Накагавы выходило, что покойный Ишенко в цепкие когти нашего самого справедливого в мире правосудия не попадал, да и основная статистика по таким кражам приходилась не на благословенный Отару а на забытый богом и солнцем Северный Вакканай, где уже несколько лет русские творят беспредел, на который местные власти вынуждены закрывать глаза, убеждая себя и овечье население в том, что все — таки от русских контрабандных крабов город получает больше, чем теряет от мелких краж и крупных драк.

— А по угонам у тебя что? — спросил я Накагаву.

— По каким угонам? — Накагава весь как-то передернулся при слове «угон», давая мне понять, что его клиентура — сошки мелкие и в такие серьезные дела не полезут.

— Ну русские машины в портах угоняют?

— Вот здесь все случаи за последние двенадцать месяцев. — Накагава ткнул пальцем в тонкую пачку копий протоколов.

— Тут все по мелочи: «сивики», «короллы», «фамилии». Поматросили — и бросили. — Я пробежался по протоколам угонов «с целью покататься». — А что-нибудь типа, скажем, «паджеро» или «лэнд — крузера» они не берут? Как насчет таких машин?

— Ха! — прыснул Накагава. — Они, может, и взяли бы «паджеро», но кто же им его даст?

— А что, они у хозяев всегда разрешение спрашивают?

— Да нет, я не в том смысле.

— А в каком?

— Ну вот, например, две недели назад в Абасири двое русских «мазду — фамилию» угнали. Покататься им после бани захотелось.

— И?

— Ну что такое «мазда — фамилия» с точки зрения угонщика?

— Что такое «мазда — фамилия» с точки зрения угонщика?

— Да фигня! — Накагава настолько самоуверенно это произнес, что меня потянуло поинтересоваться у него на предмет того, не пробовал ли он сам случайно уводить у законопослушных провинциальных обывателей эти расхожие «мазды — фамилии».

— То есть машина дешевая и угнать ее легко, да?

— Именно! Противоугонное устройство элементарное, салон можно открыть ногтем.

— А в этом случае в Момбецу они чем открыли?

— В Момбецу ножом. А вообще мои клиенты себя особо не утруждают. Чаще всего просто стекло боковое бьют…

— Не жалеют добра, значит?

— А чего им его жалеть? Не на продажу ведь воруют. Покатаются — бросят…

— А «паджеро»?

— «Паджеро» разные бывают. Вас, Минамото-сан, какой именно «паджеро» интересует?

— Например, «челленджер».

— «Челленджер» — тачка серьезная. Если противоугонку на заказ ставили, то открыть проблематично. Но опять же, если мы о русских говорим, чего им с замком возиться? Стекло или боковое, или заднее высадят — и катайся на здоровье.

— А наши люди «паджеро» часто угоняют?

— Японцы?

— Да, японцы.

— Это я не знаю. Конкретно не знаю. Слышал только, что сейчас намного чаще. Но точных данных у меня нет.

— Все у дорожников, да?

— Да, на третьем. Кстати, там ведь теперь наш Канеко работает. Если вам так интересно, вы его спросите. Он, я думаю, расскажет.

Проблема внутренней субординации и профессиональной взаимопомощи для нас вопрос номер один. Весь наш полицейский аппарат — не только наше хоккайдское управление, а вообще вся японская полиция — обладает такой информативной мощью, что как с организованной, так и с не очень организованной преступностью можно было бы покончить за пару лет, если бы не пресловутая изолированность и конкуренция внутри наших разобщенных структур. На словах-то «мы все как один, и недалек тот час», а как до дела дойдет — так каждый сам за себя, и наши синтоистские боги — против всех. Хуже, говорят, только у вояк. То, что они по конституции не могут армией называться, у них такой комплекс выработало, что все рода войск друг друга на дух не переносят. Причем были бы действительно рода, а то пехота, которая в силу нашего островного положения в случае чего только на родной земле драться сможет, малочисленные летчики — пилоты, время от времени по ошибке роняющие боезапас на дома для престарелых, да скромненькая флотилия на три минуты морского боя с северными корейцами или китайцами. Ан нет, коснись какой информации, так наземные ребята ею никогда ни с моряками, ни с авиаторами не поделятся, а те, в свою очередь, тоже.