Сделано в Швеции - [9]

Сперва парики из натуральных человеческих волос. Если позднее обнаружат следы, то оставит их человек с густой темной шевелюрой. Она убедилась, что парики надеты правильно и полностью скрывают их белокурые волосы, и взъерошила челки Лео и Яспера, чтобы прически не выглядели слишком уж идеально.

Дальше – грим. Водостойкая тушь на ресницах и на бровях, зачесанных щеточкой кверху, отчего они казались кустистее. Еще дома, в ванной, лоб, щеки, нос, подбородок, шея у обоих были тщательно отмыты от грязи и отмерших чешуек кожи, покрыты лосьоном, а сверху – молочком для автозагара.

– Тридцать секунд.

Она велела им поморгать – карие контактные линзы на месте, как надо.

Обвела взглядом джинсы, куртки и ботинки, ветровку Лео и штормовку Яспера; одежду они выбрали сообща, решив, что двое молодых арабов, недавно иммигрировавших в страну, вполне могут выглядеть именно так.

И, наконец, воротники.

– Наклонитесь.

Ее идея, ее дизайн.

– Оба.

Она опустила воротники, подняла, снова опустила.

– Вы их подняли слишком высоко. Чтобы все сработало, надо быстро их подцепить и натянуть на лицо так, чтобы не съезжали.

– Пятнадцать секунд.

Лео одернул жилет, запасные обоймы слегка натирали грудь.

– Десять секунд.

Тонкие кожаные перчатки.

– Пять секунд.

Он наклонился поцеловать ее, и она чуть вздрогнула, когда его усы – тоже из натуральных волос – мазнули ее по верхней губе; усы немного покосились, она улыбнулась и двумя пальцами вернула их на место.

– Пора.

Аннели шагнула на тротуар, открыла заднюю дверцу белого фургона, вытащила инвалидное кресло и два одеяла. Правая подножка поднята – АК-4 с новым укороченным прикладом можно полностью спрятать под одеялом. Яспер помог Лео сесть на мягкое пластиковое сиденье и кивком проводил фургон, когда Аннели отъехала.

По темному тротуару. Вниз по отлогому склону, который очень скоро станет намного круче – подъездная рампа одного из самых больших стокгольмских обменников.

Лео детально спланировал весь маршрут.

– Лео? – Яспер остановил кресло, нагнулся, развязал шнурки и снова стал завязывать, так что мог шептать совершенно незаметно для других. – Ты все еще переигрываешь. Я видел, как твоя мама работала с людьми, которые… ну, не такие. Они двигаются иначе.

Яспер выпрямился и не торопясь покатил кресло через пригородный торговый квартал, где толпы народу спешили по своим делам. И вот тут-то Лео увидел мальчика. Лет пяти-шести. Всего в нескольких метрах, среди кучки людей, ожидающих автобуса.

Никто не смотрит на тех, кто выглядит не как все.

Мальчик показывал пальцем, дергая мать за руку.

Никто по-настоящему не запомнит внешность человека, когда старается решить, отвести ему взгляд или нет.

Мальчик показывает на него… на инвалидное кресло.

Но ребенок. Ребенок видит мир не так, как взрослый.

Теперь мальчик громко кричал.

Ребенок удивлен, открыт, не успел напугаться.

Оружие под одеялом. Склеенные скотчем обоймы в жилете. Мальчик показывал не на них и кричал не об этом, но ощущение-то как раз такое.

Еще один крик – и ближайший взрослый, который не смел смотреть, возможно, вдруг посмотрит, а чего доброго, и запомнит обоих. Яспер резко развернул кресло и поспешил прочь от остановки, туда, где потемнее.

17:48.

Они ждали, поглядывая на вход. Автомобили, велосипеды, пешеходы. Подъезжают, отъезжают. Входят, выходят.

17:49.

Осталось всего несколько минут.

17:50.

Может, чуть больше.

17:51.

Скоро.

17:52.

– Где он, черт побери?

– Сейчас приедет.

– Да ведь уже…

– Сейчас приедет.

17:53.

Они медленно начали приближаться; до стены, прикрывающей рампу обменника, оставалось меньше десятка шагов. Белому бронированному автомобилю потребуется время, чтобы проехать весь путь до дверей, не заметив в толпе инвалида и его сопровождающего.

17:54.

Яспер, не в силах спокойно стоять, снова присел на корточки. Развязал шнурки и принялся их завязывать.

– Эй, как тебя зовут? – крикнул мальчик. – И почему ты сидишь в этой штуке? Ты болеешь?

Мальчик вырвался из рук матери и побежал к людям с креслом на колесах, они же такие удивительные.

– You go back[1], – сказал Яспер по-английски, с сильным акцентом.

– Э-эй! Как тебя зовут? И что случилось с твоими ногами? – ответил мальчик по-шведски.

Яспер просунул руку сквозь отверстие в кармане штормовки, вцепился в автомат, висящий на шее.

– Go back.

– Гобек?

– Go back!

– Его так зовут? Гобек? Классное имя.

Яспер снял автомат с предохранителя, опять поставил на предохранитель, снял, поставил. Назойливый щелкающий звук. Лео локтем ткнул его в бок.

Вот он, подъехал – бронированный автомобиль, который они собирались ограбить.

– То your mama! You go back[2].

Мальчик не испугался, но, видимо, ему не доставило удовольствия, когда Яспер наклонился и зашипел ему прямо в ухо. Он перестал глазеть, перестал задавать вопросы и сделал, как велено, метнулся обратно к матери, на остановку.

17:54:30.

Пятница, вечер. Еще два часа. Внутри бронированного автомобиля Самуэльсон искоса глянул на Линдёна, которого, по сути, так и не знал, хотя тот сидел рядом уже почти семь лет. Вне работы они никогда не пили вместе ни кофе, ни пиво – иной раз так бывает, двое коллег остаются коллегами, и только. Они даже о детях не говорили. Самуэльсон знал, что у Линдена, как и у него самого, двое детей, но теперь дети Линдена проводили у отца лишь каждую вторую неделю, а говорить с людьми о том, что они потеряли, обычно ни к чему хорошему не приводит.