Сципион. Том 2 - [4]

Первыми шли сенаторы, и простые граждане, глядя на них, ликовали, словно не видели их на форуме еще вчера, будто те и впрямь прибыли из Африки. В духовной атмосфере триумфального Рима величаво шествующие патриархи, гордою грацией заставляющие вспоминать отзывы иностранцев о сенате как о собрании царей, действительно представали конструкторами, авторами достигнутой победы, ибо это воинство в белых тогах являло собою коллективный разум государства. «Ведь именно тогда, когда после кризиса первых лет войны сенат взял управление Республикой в свои руки, дела и пошли на поправку!» — раздавались голоса в толпе. «И наше участие в политике стало благотворным для Отечества только после того, как мы прекратили противопоставлять себя сенату, а начали поддерживать его передовую партию», — подхватывали остальные, и, возбуждая друг друга таким образом, люди отчаянно рукоплескали отцам Города.

При виде добычи, назначенной в государственную казну, народ шумно радовался возрождению финансовой мощи Республики и очередную повозку с серебром отмечал новым возгласом, словно каждый римлянин провожал ее в собственный двор, а пожалуй, и еще веселее, так как любой гражданин понимал, что его личное богатство, сколь велико бы оно ни было, не защитит ни от нашествия карфагенян или галлов, ни придаст ему авторитета в средиземноморском мире, тогда как общественное достояние обеспечивает всякому римлянину и то, и другое.

Рассматривая катапульты, баллисты, тараны и прочее армейское оснащение, простолюдины проникались сознанием сложности современных боевых действий и оттого еще сильнее гордились достижениями соотечественников. А при изучении повести о ходе африканской кампании по представленным в процессии картинам и макетам, мощный гам толпы превращался в рокот, подобный звукам бурлящего на каменистом пороге горного потока, разбивающегося препятствиями на множество струй, поскольку люди прерывали монотонное выражение восторга и разноголосо обсуждали увиденное, делились впечатлениями. Они живо сопереживали явленным в красках героям, мысленно свершали вместе с ними подвиги, праздновали успехи сограждан, расстраивались из-за их частичных неудач, экспрессивно изливали любовь к своим воинам и извергали ненависть к врагам. «Пройдя с боями по Африке» вслед за войском Сципиона, «завоевав» множество городов и «выиграв» в завершение захватывающе острый поединок с Ганнибалом, горожане отдыхали от эмоциональных трудов, созерцая экзотическое для Рима шествие слонов. Возгласы удивления смешивались с весельем. Особенно радовались дети. «Смотрите, какие большие свиньи!» — восклицали они, показывая на огромных животных. «В Африке все такое крупное», — поясняли своим чадам мамаши. «Кроме людей», — добавлял при этом кто-либо из стоящих поблизости ветеранов.

Появление скованных цепями шеренг пленников зрители встречали гулом недоброжелательства. На головы горе-завоевателей сыпались насмешки мужчин, некогда сражавшихся против них на всем пространстве Западного средиземноморья, проклятья женщин, потерявших в битвах с ними сыновей или мужей, издевательства подростков, не успевших проявить себя в сраженьях и стремящихся компенсировать недостаток дел острословием.

Зловещий хор Рима, звучащий под аккомпанемент лязгающих оков, действовал отрезвляюще на одурманенных мечтами о мировом господстве пунийцев, и если кому-то из них суждено выйти живым из римской тюрьмы, вряд ли он еще раз ступит на поле брани.

Когда же мрачную колонну пленных сменяла блистающая дорогим убранством колесница, везущая самого триумфатора, дух людей с низин яростных страстей войны взмывал к солнечным вершинам счастья. Не имея возможности ринуться навстречу народному любимцу, чтобы непосредственно обнять его, сограждане голосом и жестом посылали ему свои лучшие чувства. Женщины бросали национальному герою цветы, из окон многоэтажных зданий императора осыпали лепестками роз. Пропорционально заслугам изъявление почестей и любви распространялось на свиту полководца и его войска, так что расцвеченные букетами ряды легионеров скоро стали походить на яркую клумбу.

Между тем шествие продвигалось все дальше. Обогнув Палатинский холм, процессия вступила в Большой цирк, битком забитый зрителями, занявшими здесь места еще с ночи, проследовав через него, завернула на Этрусскую улицу и далее по Священной улице приблизилась ко входу на Капитолий.

Когда сенаторы уже толпились на форуме, Сципион только въезжал в Большой цирк. Это было апогеем праздничного марша по городу, ибо, проехав под аркой парадного входа на стадион, император предстал сразу перед шестьюдесятью тысячами людей. С его появлением все с криком вскочили с мест и показалось, будто даже статуи, возвышающиеся на колоннах, вздрогнули и ожили, загудев медными чревами. Грянул шквал восторга, который словно подбросил триумфатора к небесам, и с высот он узрел картину, доступную лишь богам, охватывающим единым взором всю Землю, населенную благодарным к ним человечеством.

Так Сципион, формально изображая по ходу ритуала Юпитера, могучей волной народного ликования действительно был вознесен в заоблачные дали страны чувств и душою слился с всеобъемлющим божественным духом. В выражении признания толпа достигла вдохновения: ее возгласы, крики, рев являли собою поэзию народа и звучали гимном победителю, ласкающим его слух слаще медоточивых строф Пиндара. Насыщаясь эмоциями десятков тысяч людей, Публий ощущал себя великаном, способным на самый невообразимый подвиг ради обожествляющего его Отечества, и если боги, восседая на Олимпе, испытывали какое-либо иное состояние, отличное от того, в котором пребывал сейчас он, то не стоило людям завидовать их доле.