Сципион. Том 1 - [237]

Несмотря на хорошую природную защиту Тунета, Сципион развернул работы по возведению дополнительных сооружений, направленные, в частности, на включение воинского лагеря в систему обороны города. Но ему никак не везло в подобных делах: в разгаре кипучей деятельности пришлось все бросить, как это не раз случалось под Утикой. Перебежчики принесли весть из пунийской столицы, что карфагеняне решили послать свой флот не на перехват римских транспортов, как бывало до сих пор, а против эскадры Сципиона, занятой осадой Утики. Нависшая угроза отодвинула все прочее на дальний план. Римляне никак не могли вступать в морское сражение. Их флот был невелик и к тому же переоснащен для штурма города, вследствие чего корабли потеряли скорость и маневренность.

Услышав новость, Сципион сразу приказал войску собираться в поход, а сам какое-то время стоял в задумчивости, потом поднялся на смотровую башню и окинул взором Карфаген, который прикрылся синеватой дымкой, словно желая утаить от него свою затею. Флот находился в гавани и, судя по черневшим на пирсах толпам, действительно готовился к отплытию. Публий поглядел в сторону Утики, пытаясь определить расстояние, отделяющее пунийцев от цели, и результат этой оценки не добавил ему оптимизма. Времени для принятия мер римлянам не хватало так же, как и кораблей. Сципион спустился в город, дал распоряжения относительно выступления войска и оставляемого в Тунете гарнизона и вместе с легатами в сопровождении нескольких сотен всадников устремился к Утике. В пути был устроен весьма оригинальный совет военачальников. Следуя плотной группой, на всем скаку легаты слушали вопросы полководца, выкрикиваемые зычным голосом, а затем поочередно подъезжали к нему и, состязаясь в громкости с конским топотом, сообщали свое мнение.

Сципион редко в чистом виде использовал советы офицеров, но их высказывания будили его фантазию и способствовали вызреванию решений. Однако сегодня, несмотря на то, что все спешили: и люди, и кони — дело продвигалось медленно. Слишком сложной являлась задача. Во-первых, нужно было уберечь от превосходящих сил противника эскадру, а во-вторых, не допустить прорыва блокады осажденной Утики. Даже каждый из этих пунктов в отдельности казался невыполнимым, а оба они, как представлялось, еще и противоречили друг другу. Так, например, можно было бы попытаться спасти корабли, отправив их в Сицилию или вытащив на берег, но, перегруженные штурмовым снаряжением, они не ушли бы от вражеского преследования, а для демонтажа лишнего оборудования или укрытия флота на суше явно не хватало времени, и при этом любая из подобных мер открывала бы карфагенянам доступ в город. Защищая же результаты годичных трудов по осаде Утики, римляне должны были бы вступить в морской бой и, с неизбежностью проиграв его, опять-таки отдать врагу город, да еще и лишиться кораблей. Мысль лихорадочно металась по кругу, тогда как кони все же продвигались вперед. И, следя за их бегом, Сципион, всемерно торопившийся к месту событий, одновременно с замиранием сердца наблюдал, как сокращается срок, отпущенный ему для поиска спасительного хода. В какие-то мгновения внутренний голос начинал укорять его за случившийся недосмотр. Но этому неприятному и несвоевременному собеседнику Публий отвечал, что, затевая большое дело, неминуемо чем-то рискуешь. Впрочем, потеря сорока военных кораблей и срыв осады Утики не оказали бы решающего воздействия на африканскую кампанию в целом, но, тем не менее, Сципион ни на миг не допускал мысли о каком-либо, хотя бы второстепенном поражении. По мнению римлянина, скорее солнце перестало бы светить, чем он потерпел бы неудачу, и такая уверенность помогала его разуму вести бой с опасностью.

Прибыв к Утике, Сципион солидно, с грацией императора сошел с коня и сквозь строй растерянных солдат с многозначительной невозмутимостью направился к коменданту лагеря Луцию Бебию. Поглядев на полководца, люди приободрились, как в ясный день, сменивший ночную бурю. Сципион же в первую очередь удостоверился в том, что карфагенян еще нет поблизости, и, взойдя на утес, впился взглядом в обширную бухту, на широкой синей глади которой сиротливо пестрели его суда в ожидании страшной участи.

— Дамбу… Дамбу, — напряженно забормотал Сципион бессмысленное применительно к данной ситуации слово, поскольку для возведения насыпи через весь залив потребовалось бы несколько месяцев, если это вообще было возможно.

— Дамбу! — требовательно крикнул, обернувшись к легатам, проконсул, будто гневаясь на них за промедление.

Офицеры поспешно подбежали к нему, не зная, что им делать дальше. Они могли бы заподозрить полководца в безумии, если бы не их безграничная вера в него.

— Мост! Мост из кораблей! Скорее! — зло выкрикнул Сципион, и его прошиб пот, потому как в этом интенсивном сгустке эмоций он вдруг понял, что выход найден, и разрешившееся волнение хлынуло наружу даже через кожу.

Публий тут же забыл все страсти, бурлившие в нем несколько часов, и спокойно, обстоятельно принялся объяснять свой замысел исполнителям, иногда уточняя детали у начальника инженерной службы.