Сципион. Том 1 - [231]

Но римлянам опять не дали времени завершить давно начатое дело. Пришла весть, что пунийцы снова набрали немалое войско и приближаются со стороны Нумидии. Сципион оставил Луция Бебия с несколькими подразделениями для продолжения осады, а сам во главе основных сил выступил навстречу противнику. Он двигался по роскошной долине реки Баграды, области, называемой здесь Великими равнинами, желая сойтись с пунийцами на такой местности, которая обеспечивала бы свободу маневра его коннице. Этот род войск был предметом главных забот Сципиона при формировании армии, а потому ему удалось воспитать лучших римских и италийских всадников за всю отечественную историю. Теперь же и Масинисса собрал двухтысячную конницу, правда, всего лишь наполовину состоящую из опытных воинов.

Сципион не особенно расстраивался по поводу прерванного наступления на Утику, поскольку понимал, что, помешав ему активными действиями, пунийцы и сами пострадали, спеша на помощь городу, так как были вынуждены предпринять поход с необученным войском. А ведь Газдрубал и Сифакс совместно располагали тридцатитысячной армией, то есть несколько превосходили численностью выступивших против них римлян, и будь у полководцев больше времени, эта пестрая толпа могла бы сложиться в могучую силу.

Сципион безусловно верил в себя и свои легионы, а следовательно, стремился к решающему сражению. К тому же против воли толкала нынешняя ситуация и неприятеля. Карфаген в значительной степени держался на энтузиазме, подогретом обещаниями Газдрубала. Такое состояние само по себе было неустойчивым и в качестве опоры требовало немедленного успеха. При этом большая часть страны, куда не докатилась волна столичного патриотизма, и вовсе колебалась, а некоторые города уже перешли на сторону римлян. Волновалась и Нумидия, ибо в значительной части ее, лишь недавно при поддержке карфагенян захваченной Сифаксом, в результате последних событий население вспомнило своего законного царя Масиниссу. Так что вся Африка взирала на Газдрубала и Сифакса, ожидая от них отчаянного шага. Для нумидийца же еще большим стимулом, чем политическая необходимость, являлись прекрасные глаза карфагенянки и чувство мести к Сципиону.

Публий, конечно, угадывал движущие силы души Сифакса и свои надежды возложил на необузданный темперамент варвара. Сблизившись с противником, римляне с демонстративной тщательностью укрепили лагерь и, кроме того, на три мили перерезали долину глубоким рвом и валом. Наутро Сципион построил легионы за этой фортификационной линией, тем самым одновременно и вызывая неприятеля на бой и будто бы выказывая ему свой страх. Пунийцы, естественно, не вступили в сражение в столь невыгодной позиции, но зато отважились расположиться на открытой местности перед собственным лагерем, как бы приглашая римлян выйти из-за мощного прикрытия. Но Сифакс при этом бесновался в воинственном гневе, усматривая в поведении Сципиона замаскированную трусость, и Газдрубалу было нелегко удержать нумидийца от штурма римского вала.

Такая ситуация повторялась несколько дней, но дело ограничивалось лишь незначительными стычками между фуражирами. От близости врага и предчувствия победы царь терял терпение, как голодный тигр при запахе мяса. Газдрубал же держал чувства в узде и не поддавался на приманку показной робости римлян. Он желал отсрочить столкновение с противником и, маневрируя перед лицом врага, закалить дух воинов и укрепить дисциплину. Но Сципион поколебал и его волю, распустив слух, будто знает способ переманить Сифакса на свою сторону. В поисках причины промедления римлян, а кроме того, видя, как вокруг лагеря снуют подозрительные личности, Газдрубал начал думать, что соперник действительно рассчитывает на измену нумидийцев. Ревниво присматриваясь к царю, карфагенянин все более терял к нему доверие, причем не столько из-за возможности предательства, в которую не особенно верил, сколько, опасаясь характерной для варваров нестабильности духа. Учитывая сложившуюся обстановку, он решил использовать кратковременный воинственный пыл нумидийца и дать генеральное сражение. Подкупали его и соображения экономии, поскольку чем дольше продлятся боевые действия, тем дороже обойдутся ему наемники.

Итак, настал день, когда пунийцы оторвались от своего лагеря и придвинулись к римлянам. Сципион ждал именно этого. Прежняя близость стана позволяла карфагенянам в случае неудачи отступить без больших потерь, а он не любил звона пустых побед, ему нужно было не отбросить, но уничтожить врага. Теперь же римляне форсировали собственное укрепление и, за счет прекрасной организации коллективных действий быстро восстановив строй, не спеша пошли навстречу неприятелю. Едва они оказались в незащищенной местности, сбывшиеся надежды на бой заставили пунийцев еще более приблизиться к врагу. И вот на широкой плоской, как стол, равнине произошла встреча двух войск.

Приостановившись, когда разделяющая полоса немногим превышала дистанцию полета стрелы, соперники поправили строй, а полководцы дали последние указания. Сципион верхом на боевом коне объехал передовые манипулы гастатов и подзадорил солдат, затем задержался возле принципов, с особой надеждой глядя на них и наконец переместился к триариям. Проверяя правильность расположения своих воинов, он одновременно исследовал расстановку вражеских сил и при этом еще успевал отгонять ликторов, стремившихся на всякий случай прикрыть его щитами. Узнав все, что ему было нужно, Сципион отъехал за третью линию, где по центру для него соорудили наблюдательный пост, и дал долгожданный сигнал.