«Считаю до трех!»: Что делать, если дети сводят нас с ума - [17]

После этого с полным осознанием того, что он снова в силу своих возможностей выполнил свой отцовский долг, он мог задремать рядом с ней на диване.

Но вот он взял отпуск по уходу за ребенком. И современный отец, который всегда готов вместе с другими мужиками отправиться охотиться на бронтозавра, дикого бизона или сражаться с такими же, как он, сорвиголовами с помощью домашнего кинотеатра, теперь мужественно выполняет свой долг. Стирать, пеленать, греть феном животик (помогает от колик) – а потом еще укачивать ребенка.

Еще несколько лет назад образцовым отцом считался тот, кто водил детей по субботам на футбол и не угощал их там пивом. Но это время уже в прошлом. В Баварии теперь каждый третий отец берет отпуск по уходу за ребенком хотя бы на два месяца. В течение этих недель молодые папаши с дикой решимостью штурмуют гору пеленок. А матери ведь надо немножко подумать о себе и немножко расслабиться, правда?

Но только дети – девочка четырех лет и годовалый мальчик – не проявляют никакого понимания. Они зовут маму.

– Папа, я хочу есть, – говорит старшая.

– Чего же тебе хочется, моя дорогая?

– Мороженого. Шоколадного мороженого.

– Хм, зайчик мой. После еды, может быть. Но сначала надо съесть что-то более полезное.

– Не хочу полезного.

– Я тебе приготовлю… (на этом месте еще не слишком уверенный в себе папаша начинает листать поваренную книгу, лихорадочно читая раздел «Быстро готовится и нравится детям!») – я сделаю тебе макароны с ветчиной.

– А мама всегда дает нам макароны с маслом и пами саном.

– Пами саном?

– Да! Много пами сана.

– Аааа! Пармезана?

– Я же так и сказала: пами сан.

– Пармезана нет, я сделаю макароны с ветчиной.

Воодушевленный отец идет на кухню, очень довольный своей последовательностью и способностью к убеждению. Малыш бормочет: «ням-ням». Чуть позже макароны уже стоят на столе, от них исходит ароматный пар.

– Ну, моя дорогая, вот тебе вкусная еда. Приятного аппетита.

– Я не хочу макароны с ветчиной.

– Но дружочек, папа же уже сделал тебе макароны. И в них много-много ветчины.

Старшая девочка без энтузиазма ковыряет вилкой в тарелке.

– Ветчина – гадость.

– Нельзя говорить про еду, что это гадость. Ветчина очень вкусная. Ешь давай.

Малыш с энтузиазмом пережевывает своими тремя с половиной зубами кусочек ветчины, пока тот не превращается в кашицу, которую он с громким «пфф» выплевывает на макароны.

– У мамы все вкуснее получается, – говорит девочка.

Какой-то бесчувственный ребенок.

– Да ешь же ты, иначе никакого мороженого не получишь.

– А мама сказала, что можно не есть, если мне не нравится.

«А мама сказала» – вот три слова, которые загоняют отца в угол.

Он стоит перед выбором – отказаться от установленных матерью правил поведения и превратиться на 60 дней в деспота («Да, но сейчас я с вами, и я тебе говорю…). Или же он должен подчиниться уже выработанной у ребенка системе ценностей, о чем позже можно сильно пожалеть («Ну хорошо, не ешь, я сделаю тебе что-нибудь другое».). И что же ему в конце концов остается? Только капитулировать, если он не хочет поставить под угрозу мир в семье.

Три шарика шоколадного мороженого съедены, и старшая девочка уже играет во дворе. Теперь время заняться малышом. Отец полностью поглощен тем, что он считает выстраиванием отношений между отцом и сыном, как вдруг откуда-то разносится неприятный запах…

– Скажи-ка, у тебя что, полные штанишки?

Малыш курлыкает от удовольствия и булькает:

– Ага.

– Ну пойдем, надо переодеться.

Улыбка в одну секунду исчезает с лица малыша, он начинает ужасно вопить и сучить ножками, смена памперса превращается в соревнование по греко-римской борьбе. Отцу удается добиться победы, только собрав все свои силы, он счастлив, хотя и тяжело дышит. «Я настоящий Геркулес!» В глазах малыша явно читается: в следующий раз пусть меня переодевает мама. А со двора до отцовских ушей доносятся душераздирающие вопли.

Дочка свалилась с самоката и разбила коленку. Отец хватает кое-как одетого сына под мышку, бросается на улицу и говорит рыдающей дочке:

– Давай я подую, чтобы ты не плакала.

– Нееет! Хочу, чтобы мама подулааааа!

– Мама сегодня первый день на работе.

– Но мамаааа же придеееет!

Во взглядах детей упрек: «С мамой такого не бывало».

Вечер, дети успокоились, отец думает только о поглощении жизненно важных продуктов питания и о том, что хорошо бы сейчас подремать, но тут возникает большая проблема:

– Папа, а кто нас сегодня будет укладывать?

– Как кто? Я.

– Нет, ты не можешь нас укладывать. Нас укладывает мама.

– Солнышко мое, мамы нет дома. А я еще вам сейчас почитаю. Что ты хочешь?..

– Мааааамуууу!

После двух тяжких, но весьма поучительных месяцев, открывших признаваемому только государством отцу так много об отпуске по уходу за ребенком и распределении обязанностей в семье, у него появляется смутное представление о том, что значит целый долгий день быть одному дома с детьми: они иногда бывают очень милыми. Но день длится очень долго.

Если судьба к нему благоволит, то за это время его отношения с детьми укрепляются или по крайней мере формируются. Если судьба была к нему сурова, то в первый же день после окончания отпуска по уходу за ребенком он честно признается себе, что перспектива провести восемь или десять, а может быть, даже 12 часов на работе не так уж неприятна. Детьми можно любоваться и на фотографиях, стоящих на твоем рабочем столе.