Считаные дни - [41]

Очевидно, что она слишком уж прониклась Элининым отчаянием, но об этом трудно не думать. Кроме того, Лив Карин чувствовала во рту неприятный привкус, когда сегодня утром вернулась к проверке работ. Она собиралась допроверять тетради еще вчера вечером, но не осилила всю стопку, вместо этого она уделила больше внимания бутылке красного вина, и у нее ломило затылок, когда она пришла сегодня на первый урок. Лив Карин дала десятиклассникам большую письменную работу, пока сама быстренько проверила оставшиеся контрольные по истории; возможно, ей не хватило здравого смысла, так что, может быть, Элине в чем-то была права.

Лив Карин берет второй, и последний, бутерброд из тех, что завернула себе на обед, ей бы следовало сделать еще один на сегодня; в группе сидящих у окна Туве поднимает руку и приглашает Лив Карин присоединиться — она призывно хлопает ладонью по свободному месту на диване между собой и Хоконом, тот сидит, склонившись вперед, и ест хлебцы, держа блюдце перед собой. Лив Карин мимикой быстро изображает непонимание и поворачивается обратно к столу, и пока она откусывает бутерброд с сыром и паприкой, ей приходит в голову, что, вероятно, у ее уступчивости есть еще одна причина. Возможно, в отчаянии этой девочки она разглядела и отчаяние Кайи. Возможно, ее собственная дочь сейчас находится в точно такой же ситуации. В таком случае она надеется, что учитель в гимназии Восса продемонстрирует снисходительность и понимание, даже если Кайя вела себя неразумно и не заслуживает особого снисхождения.

У стены между двумя пластмассовыми разделочными досками примостился номер глянцевого журнала, Лив Карин берет его и автоматически листает страницы, дожевывая бутерброд, чтобы как-то оправдать то, что она стоит здесь в одиночестве. «Моя дочь меня ненавидит», — пишет «отчаявшаяся мать подростка», это статья в разделе о семейной жизни и отношениях. «Я не просто низведена до роли статиста в ее жизни (с этим я в некотором смысле еще могла бы смириться), но во мне видят только того, кто постоянно вмешивается, поправляет, настроен на негативное взаимодействие. Она не в состоянии увидеть, как ее поведение влияет на других, особенно на меня, и как мне больно оттого, что она меня ненавидит».

— За работу, — объявляет Уле Йохан, он подходит с пустой кофейной чашкой в руке и становится рядом с Лив Карин.

— Точно! — отзывается Лив Карин, отрывается от чтения журнала и делает глоток чая, он слишком слабый: пакетик стоило подержать подольше.

— Комната для совещаний «Б», верно? — спрашивает Уле Йохан.

Это больше похоже на напоминание, чем на вопрос; Лив Карин кивает, склонившись над чашкой, Уле Йохан поглядывает на часы — в этом году его назначили ответственным за педсостав параллели, Лив Карин рада, что эта обязанность выпала не ей.

— Отлично, — говорит Уле Йохан. — Очень хорошо.

Он наклоняется, чтобы поставить кофейную чашку в посудомоечную машину, и снова мельком смотрит на журнал. На странице заметка психолога: «Существует множество отчаявшихся родителей подростков, и я думаю, что большинство из них будут удивлены тому, какую огромную любовь испытывают дети по отношению к ним».

— Увидимся через пять минут, — бросает Уле Йохан, захлопывает дверцу посудомоечной машины, прижимая ее коленом, что совершенно необязательно; народ уже встает со своих мест, ровно гудит холодильник, куда вернули коробки с молоком, и звякают чашки в постепенно заполняющейся посудомойке. Уле Йохан, насвистывая, направляется к комнате для совещаний.

Лив Карин комкает пергамент, в который были завернуты бутерброды, и именно сейчас, когда он знакомо шуршит между пальцами, она решает дать себе срок до семи вечера. Если от Кайи до этого времени не будет вестей, она позвонит сама. Она не начнет вести себя так, словно сама виновата, и не будет излишне уступчивой, но и не начнет упрямиться и упорствовать. Это очевидное решение, тут и думать нечего. Лив Карин опускает смятый пергамент в мусорное ведро и чувствует, как мучительное беспокойство, которое преследует ее целый день, да почти с утра понедельника, растворяется и уступает место облегчению.

Туве смеется над чем-то, что говорит Хокон, они одновременно поднимаются с дивана, колени на брюках Туве вытянуты, времени уже половина первого, учительская постепенно пустеет. Лив Карин быстро дожевывает последний кусок бутерброда и внезапно понимает, что семь наступит еще не скоро. Шесть с половиной часов, неужели она сможет терпеть так долго? А что, если Кайя уже дала о себе знать? Например, сегодня рано утром, по дороге в школу, возможно, она подавила в себе гордость и послала примирительное сообщение матери, поставив в конце обезоруживающий смайлик или ряд разноцветных сердечек, а потом ей пришлось пойти на уроки, не получив ответа?

Лив Карин поворачивается к раковине и выливает почти полную чашку чая. В этот момент раздается школьный звонок. Перед посудомоечной машиной уже выстроилась очередь. Вильде стоит рядом с новым учителем физкультуры, держит в руке блюдце, полное крошек, и рассказывает какую-то историю.

— Вот здесь, — говорит она и сгибает колено, — вот здесь, ниже, у меня был подвывих.