Счастья тебе, дорогуша! - [4]

– Нет, я думаю, лучше не сейчас, – взволновался или даже чуть испугался он.

– Я не настолько больна, чтобы надо было вызывать «Скорую» и класть меня в больницу. Я вполне в состоянии сидеть и слушать. Или получится, что я зазря приперлась в центр города.

– Но может, не стоит… ты уверена, что в порядке? – нахмурился он.

– Абсолютно! – разозлилась я. Можно подумать, что наш разговор стоил всей этой суеты. Мы оба прекрасно знали наши роли, они отскакивали от зубов из-за многократного повторения. Сейчас он скажет, что скучал по мне, а я скажу, что, как ни странно, тоже скучала по нему. И он добавит, что жалеет, что так все вышло, но не хотел бы стоять на пути моего счастья. А я отвечу, что он ничего не понимает в счастье. Потом он скажет, что часто думал о том, как все-таки хорошо мы с ним жили до… ну… тут мы оба опустим глаза и помолчим минутку-другую. А я тихим, немного срывающимся голосом спрошу: но ты ведь понимаешь, что ничего этого бы не было, если бы ты так не пил? И тогда он скажет, что теперь он не пьет совсем и что если бы только я согласилась… то может быть… мы бы могли еще раз попробовать… наладить… наши… и без того непростые… и все такое. А я смиренно признаю (ох, как я этого не люблю), что в какой-то степени тоже виновата в том, что произошло. Мы с ним слишком мало говорили друг с другом. Нам надо больше обсуждать наши проблемы, наши чувства.

И вот, наконец, после всего этого нагромождения слов мы посмотрим друг на друга и он скажет: поехали домой. И мы поедем. Конечно же, на такси. И дома будем очень осторожны друг с другом, особенно первое время, первые недели, может, месяц. А потом однажды он придет домой слегка подшофе, а я задержусь у подружки и вернусь после одиннадцати. Потом я буду все чаще проводить выходные в одиночестве, пока он пьет у метро пиво с каким-нибудь приятелем из фирмы контрагента. И обязательно настанет день, когда он домой практически вползет и обязательно станет ко мне приставать особенно мерзко, и от него будет ужасно пахнуть, и он будет нести какой-то бред. А я… задержусь уже у какого-нибудь друга, хоть и буду чувствовать себя при этом последней свиньей. И все будет по-старому, по-нашему, и ничего изменить нельзя. От этого знания мне хотелось закричать. Я так устала от этой неизбежности.

– Марго, я просто не знаю, как тебе это сказать.

– Скажи как есть, – обреченно кивнула ему я.

– Ты должна знать… я пришел, чтобы сказать, что… чтобы ты, ну… была в курсе, что ли!

– И? – похолодела я. Он что, не читал сценарий? Забыл слова?

– В общем… я встретил другую женщину, – собравшись с духом, вдруг выпалил он и застыл.

– Что-что? – переспросила я. Мне показалось, что я ослышалась. Захотелось попрыгать на одной ножке, чтобы выбить из уха пробку, из-за которой мне показалось, что я услышала подобную ерунду. Что такое? Он встретил? Кого? Женщину? Не смешите меня! И кто – Кешка? Три раза ха-ха!

– Я тут… встретил…

– Ты это серьезно? – неожиданно тихо, срываясь, переспросила я.

– К сожалению, да, – кивнул он. Тут я потеряла дар речи.

2 «Жёпа – это как-то поинтеллигентнее»

Сказать, что Кешка меня удивил, было бы неправильно. Он не удивил, он меня потряс. Потряс настолько, что я вообще не поверила ни единому его слову. Столько лет он смотрел на меня как на свою личную персональную богиню, и что? Кого-то там встретил? Да мимо него всегда ходили толпы женщин, вожделеющих его с той или иной степенью страсти, но… ни разу, никогда, ни с кем. Что поменялось? Это что, месть за мою Большую Любовь? С чего бы? А впрочем, очень даже может быть. Что ж, если так… мы еще посмотрим, кто кого. Я сидела и молчала, мое лицо было относительно спокойно (относительно Кешкиного), но мысли скакали в голове, как взбесившиеся кони, наступая одна на другую.

– Что-нибудь еще? – спросил официантик, забирая со стола мою так и не выпитую чашку. Мы ему явно не нравились как клиенты. Кафе заполнялось усталыми, голодными людьми, мест уже было мало, а мы с Кешкой просто сидели и молчали, глядя в разные стороны. Я старательно рассматривала орнамент на жалюзи, а он, кажется, изучал надписи на пачке сигарет. Пачка не обещала ему ничего хорошего в будущем, только болезни и беды. Теперь так положено писать на пачках, чтобы курящему было очень неприятно, когда он закурит. Чтобы он знал, подлец, как плохо поступает, как убивает себя и вносит смуту в общественное процветание.

– Нет, спасибо, – первым ответил Кешка, но я его перебила.

– Принесите что-нибудь выпить.

– Мне не надо, – дернулся мой благоверный.

– Это не для тебя.

– Что будете пить? – повеселел халдей. – Вино? Шампанское? Сейчас принесу винную карту.

– Принесите водки, – выдохнула я и перевела взгляд на Кешку.

– Зачем? – взглядом спросил он. Взгляд бегал. Я усмехнулась. Водка испортила всю нашу с ним жизнь, а сейчас он почему-то глупит и возмущается.

– Затем, что сейчас самое время выпить, – насмешливо посмотрела на него я. – Значит, у тебя есть другая. Я не сплю? Мне не послышалось?

– Да, – покорно кивнул он. – То есть нет. То есть…

– В целом понятно. – Я смотрела на него с интересом, пытаясь представить его рядом с кем-то другим. С другой. У меня ничего не получалось. Да и как иначе, если вот уже с десяток лет для него существовала только я. Да, я не пай-девочка и порой действительно делала ему больно. Да, то, что было между нами, никак нельзя было назвать этим плюшевым словом «счастье». Но никого, кроме меня, он никогда не замечал. Когда это изменилось? Это не могло измениться! Мир перевернулся?