Счастья тебе, дорогуша! - [38]

– В юности деревья выше были. Мало ли. А независимость я люблю, правда. Это здорово – стоять на своих ногах. И потом, только так можно выстоять в этом мире.

– Уважаю самостоятельных женщин, – улыбнулся он мне, отчего мое сердце ухнуло куда-то и затрепетало, как ни пошло звучит это слово. Именно затрепетало, как у дурочки малолетней. Мне было приятно, что он – Яшка – уважает меня как самостоятельную женщину, пусть даже на самом деле я ни хрена не самостоятельная. Но я за эти дни уже так срослась с этой своей легендой о двух ротвейлерах, что, ничтоже сумнящеся, выложила Яшке с умным видом про работу мою на крупную компанию, где я чуть ли не главным бухгалтером подвизаюсь, про квартиру мою, в которой (вот досада) из-за сноса никак не стоит делать ремонт, про мою лучезарную личную жизнь, про богатых мужчин (а зачем мне воображать про бедных?) и, наконец, про ротвейлеров моих, Доцента и Василия Алибабаевича. В этом месте Яшка, уже тоже изрядно принявший на грудь, хохотал как черт и клялся, бия себя пяткой в грудь, что никак не может он представить меня с двумя ротвейлерами на поводке.

– Смейся-смейся, а если я захочу, они тебя сожрут, – гордо добавила я, про себя хихикнув. Если честно, я и сама пока еще не представляла себя с ротвейлерами на поводке. Только наоборот.

– Какая ты стала, – посмотрел на меня он.

– Ну, а ты что поделываешь? – с высоты своего величия спросила я. – Ты теперь тут, в Бердянске? Или в Киеве удалось закрепиться?

– В Киеве не удалось закрепиться, но… помаленьку кручусь.

– Так ты в Бердянске?

– Я тут проездом.

– А кем ты работаешь? Ты, кажется, хотел компьютерами заниматься? – я задавала эти вопросы из вежливости или, скажем, из легкого любопытства. Но у Яшки на лице почему-то промелькнула тень. Видно было, что ничего хорошего про свою работу он сказать не может.

– Я смотрю, все такие крутые, я прямо не готов выступать на вашем фоне. Не стоит и пытаться.

– Да брось ты, здесь все свои, – усмехнулся Димка, почувствовав слабину соперника.

– Нет, не стоит. И потом, я сейчас решил сделать перерыв. Пообщаться с людьми, а то что это – все работа и работа. Так и заработаться недолго.

– Это правильно, – глубокомысленно кивнула я, а про себя страшно удивилась. Яшка – безработный? Сбываются мои мечты? У него что, тоже жизнь не удалась? Хотя, что значит «тоже» – я-то главный бухгалтер с ротвейлерами. Не скисать, держать марку!

– Ну, а вообще – я очень рад тебя видеть, – вдруг серьезно сказал он. Я почувствовала, что небо сделало пол-оборота надо мной и упало, так закружилась голова.

– Я тоже. Я тоже.

– Ты так говоришь, потому что ты выпила.

– Не-а, – замотала головой я. – Это только тебе может прийти в голову, что то, что я делаю, я делаю только потому, что выпила.

– Что? Что-то ты меня запутала, – опешил он. Я и сама чувствовала, что как-то с трудом мысли-то выражаются.

– Я даже если и выпила, то я что – все равно я.

– Теперь усвоил, – усмехнулся он. – Ты бы мне об этом тогда сказала, на твоем выпускном. А то я-то потом еще год мучился, думал, а вдруг и правда девочка просто потеряла над собой контроль. Но раз ты – это ты…

– О чем ты? – обиделась я. – Ты просто был дурак.

– Был, каюсь, – согласился он, тряхнув челкой. – Ладно, не будем о прошлом. Значит, ты – бизнес-вумен. Как выпендрежно!

– А ты – безработный, – едко вставила я, не удержалась. Надо же, сколько лет прошло – а он меня все еще бесит. Но он только смотрел на меня своими смеющимися глазами и парировал, не жалея огня.

– А ты, а ты… зануда.

– А ты на хиппи похож.

– А это не минус, а плюс. А ты похожа на глупую тощую модель. Тебя варениками надо кормить.

– А ты просто мерзавец.

– А ты помнишь мои вареники?

– А ты помнишь, как я тебя любила?

– Глупо мы с тобой тогда расстались, да? – внезапно посерьезнел он. Мы сидели среди целой толпы пьяных людей и никого не замечали. В наши руки вставляли стаканы, в наши пальцы впихивали шампуры, нас подталкивали, чтобы мы подняли стаканы за какой-то очередной тост, и, конечно же, все с ехидным пониманием смотрели на нас, мол, вот два голубка-дурачка нашли друг друга. Но нам было как-то все равно. Один шанс на миллион, что мы когда-нибудь увидимся еще, а нам надо было очень много друг другу сказать.

– Очень глупо. Я поверить не могла, что ты меня бросил.

– Я поверить не мог, что ты целовалась с другим.

– Да не целовалась я.

– Да? Тогда почему ты убежала? Почему ты уехала в Москву?

– А почему ты мне не позвонил?

– Потому что дурак.

– Это точно, – не стала спорить я.

– А знаешь что… ну-ка, пойдем, – деловито скомандовал он. Я даже не сразу поняла, что сейчас произойдет. Хотя это было так неизбежно.

– Куда?

– Туда, – он схватил меня за руку и потащил в сторону от нашего пляжа, в сторону от любопытных глаз одноклассников, и едва мы скрылись за поворотом, как он набросился на меня, как дикий зверь на добычу.

– Что ты делаешь?

– Если бы я знал, – пробормотал он, стаскивая с меня одежду. И хоть я понимала, что это форменное безрассудство и что из-за поворота в любой момент может кто-нибудь выскочить и нас увидеть, стоило мне только очутиться в его руках, как это все оказалось совершенно неважно. Он никогда ничего не стыдился. Я помню, когда мне было пятнадцать, мама отправила меня в один пионерский лагерь под Херсон, так он устроился в этот лагерь пионервожатым на лето. И чуть ли не каждую ночь мы с ним по-тихому мигрировали в местные поля и лежали в траве, замотанные в его спальник, счастливые, бессовестные, влюбленные. А днем бродили по лагерю сонные и злые, в ожидании темноты. Как вампиры, честное слово.