Счастливый жребий - [20]

Ей хотелось прижаться к нему всем телом. Почувствовать его всего, каждый дюйм: его грудь, живот, ноги — все ощутить под собой.

Его рука шевельнулась; он осторожно провел ладонью по ее бедру, словно проверяя, что за этим последует. Мак замерла, затаила дыхание. Минуту спустя он снова, казалось, задремал. Она успокоилась, мысленно улыбаясь.

Возможно, то, что она к нему чувствовала, называлось любовью. Нет, конечно же, нет — просто сострадание. Как понять, что такое любовь? И когда она приходит? Мак крепко зажмурилась. Наверное, все-таки любовь. Иначе что же еще? То, что случится с ним — отныне и навсегда, — случится и с ней.

Но за что ей его любить? Он напугал ее до полусмерти, угрожал ей с той самой минуты, как она его увидела. Томас Джастис Мерфи — человек жесткий. Решительный. Упрямый, Своевольный. Но еще и благородный. В нем чувствуется то хорошее, что он не в состоянии скрыть от любого, кто захочет это увидеть. Доброта — его неотъемлемое качество.

Он перевернулся на бок и обнял ее уже обеими руками. Полотенце снова соскользнуло с раны. Запах спирта наполнил комнату. Мак осторожно вернула повязку на прежнее место. И ее губы случайно коснулись его ключицы. Кожа была сладковатой на вкус. И от него пахло мужчиной.

Из горла ее вырвался прерывистый вздох, когда он коснулся подбородком ее макушки. Затем он приподнял колено и опустил на ее бедро. Колено оказалось теплым и твердым.

Маккензи не сопротивлялась. Ей было с ним хорошо, уютно. Она глубоко вздохнула и закрыла глаза. Ничего страшного, если она полежит вот так, рядом с ним.

Они спали. Как Адам и Ева до грехопадения.

Маккензи проснулась рано утром и вздрогнула. Мерфи рядом с ней не было. Она откинула со лба прядь непокорных волос. Возможно, он решил действовать в одиночку. В ней боролись противоречивые чувства — сожаление и страх за него.

В гостиной Мерфи тоже не оказалось. Прошлепав босыми ногами по коридору, она с облегчением вздохнула — он стоял у двери, обдуваемый свежим утренним ветерком. Он не потрудился надеть ничего, кроме джинсов. Вид его израненного тела заставил сжаться ее сердце. «Видишь, — сказала она себе, — просто дело в том, что ему нужна моя помощь. Вот почему меня переполняют странные чувства, вот почему так ноет сердце».

— Что ты делаешь? Тебе надо отдыхать, — с улыбкой пожурила она его.

— Посмотри. Подойди, только тихо. — Он обернулся, прижав палец к губам; его глаза блестели от жара.

Она подошла.

— Ох!

Олени. Пять оленей. Четверо объедали ягоды с кустов, а один стоял неподвижно, словно изваяние, стоял, принюхиваясь — не грозит ли опасность? Вокруг них клубился утренний туман, сквозь который пробивались первые солнечные лучи, освещавшие оленей призрачным светом.

— Какие красивые! — прошептала Маккензи, чуть подрагивая от утренней прохлады.

Он обнял ее за плечи. Она не сопротивлялась.

— Мне нравится это время года. Большинство людей любит весну и лето, возрождение и надежду. Я люблю осень. Тайну умирания и нового возвращения, может, еще более полной жизни, с еще большим знанием. Посмотри на них. Они смотрят прямо на нас и не боятся. Поразительно.

Маккензи отбросила прочь все сомнения и страхи и доверчиво прижалась к нему. Так они стояли, глядя на животных в тумане. И были частью окружающей их красоты.

Что-то спугнуло оленей. Они подняли хвостики и понеслись вниз по склону холма. Потом свернули налево, к кромке воды, и исчезли в густом лесу.

Его тело было слишком горячим. Маккензи повернулась и взглянула на него. Он вдыхал полной грудью свежий воздух нового дня.

— Канун Дня всех святых. Хэллоуин наступит через несколько дней. Я всегда с нетерпением ждала, когда можно будет нарядиться в маскарадный костюм и пугаться до смерти. А ты как проводил Хэллоуин?

Мерфи улыбнулся:

— Стучался в дома на окраине, обматывал деревья туалетной бумагой и пугал всех этих сказочных принцесс и клоунов. Бегал по кладбищу, издавая леденящие душу вопли.

Они рассмеялись, и этот смех поразил их обоих. Вопреки всему в нем звучал намек на счастье. Ей пришлось отстраниться. В который раз где-то внутри поднялась теплая волна, согревая сердце.

Мак на несколько минут оставила его у двери и вернулась с теплой рубашкой в руках. Отдав ему рубашку, она пошла на кухню.

— Значит, ты был одним из тех мальчишек.

— Да, был и горжусь этим. — Он сунул руки в рукава рубахи, радуясь теплу. Куда исчез тот маленький мальчик? Тот, который был таким веселым и беззаботным. Который бесстрашно смотрел в лицо жизни. Который охотился, удил рыбу и просто валялся целый день на берегу речушки.

— Мне следовало догадаться. — Маккензи хлопотала у кухонного стола, убирая посуду и мусор, оставшийся со вчерашнего вечера.

Она снова взглянула на него. Он все еще стоял у двери, прислонившись к косяку. Стоял, погруженный в свои мысли.

— Тебе не следует стоять на сквозняке. У тебя и так слишком высокая температура, Мерфи.

Сколько времени прошло с тех пор, когда кто-то волновался из-за того, что он стоит на сквозняке? Губы его искривились в улыбке.

Мерфи стал помогать ей убираться на кухне, хотя она и пыталась уложить его в постель. Он был уверен, что должен двигаться, должен чем-то заниматься. А если ляжет, уже не сможет бороться со слабостью.