Счастливый остров - [57]
Многие из наших друзей жили в таком же уединении, как Ту, иногда по неделям не видя других людей. Часто семьи делились, чтобы работать одновременно на нескольких участках.
Меня занимало, почему добрые раройцы так тщательно следили за тем, чтобы все одновременно отплыли из деревни и приступили к работе. Я спросил Ронго, всегда ли так бывает, и получил утвердительный ответ. Кроме того, он рассказал мне, что атолл разбит на четыре района, в которых заготавливают копру поочередно в точно определенное время, с промежутками в месяц-два для отдыха.
— Но если у каждого все равно свои участки для заготовки, то зачем разбивать атолл на районы и зачем вместе отправляться на работу и вместе возвращаться?
— Гм, трудно сказать… Так уж у нас принято на Рароиа, что бы ни делалось, — ответил Ронго. — Если один собрался охотиться на черепах, то и все отправляются на охоту. Если кто купит красный пареу, всем надо немедленно купить такой же. Как-то раз Маопо купил темные очки на шхуне. А когда пришла следующая шхуна, все обзавелись очками. Стекла были почти черные, и приходилось снимать очки, чтобы видеть что-нибудь, но зато у всех были одинаковые очки.
Однако мы скоро нашли иную, более вескую причину тому, что раройцы так дружно отправляются на заготовку (Ронго, видно, постыдился ее назвать). Просто каждый опасается, что сосед не ограничится своей плантацией, вот и плывут на островки либо все, либо никто[32].
Основания для таких опасений есть. Вообще раройцы — честнейшие люди на свете, но неупорядоченный раздел земли приводит к тому, что они зарятся на чужие орехи. В соответствии с обычаем, родители всегда выделяют своим детям участок земли, когда те обзаводятся семьей. При наследовании тоже, разумеется, происходит раздел. В итоге число участков множилось с каждым поколением, и они мельчали. Одновременно владения оказывались все более разбросанными по островкам.
Примерно то же самое происходило в средневековой Швеции, но там дробление постепенно преодолевалось путем обмена и купли-продажи. Раройцы же противятся всем попыткам провести реформу; унаследованные клочки кажутся им самыми лучшими. Большинство островков теперь разделено между десятью, а то и двадцатью, тридцатью владельцами. Даже у самого маленького островка несколько хозяев. Конечно, такой нелепый порядок осложняет заготовку копры; многие островитяне вынуждены работать на пяти-шести островках и тратят вдвое больше времени, чем если бы все их участки были собраны в одном месте. Стоит ли удивляться, что иные забывают о границах и собирают орехи у соседа, если его нет поблизости.
К продаже земли раройцы относятся так же неодобрительно, как к обмену. Отсюда — неравномерное распределение земельной площади. Ведь в одних семьях из поколения в поколение рождалось много детей, а в других почти совсем не было прибавления.
Единственный способ, которым обделенные могут надеяться поправить свои дела, — выгодная женитьба. Но этот вопрос на Рароиа ничуть не проще, чем в других концах света, и дифференциация землевладельцев скорее растет, чем убывает.
Трудно сказать точно, сколько земли у каждого в отдельности, но во всяком случае на Рароиа есть своя «земельная буржуазия», состоящая из пяти-шести человек, у которых земли вдвое больше, чем у «середняков». Примерно столько же человек относятся к низшей (по местным понятиям) группе. На деле все это не играет большой роли, потому что «крупные» землевладельцы не успевают сами управляться со своим урожаем и охотно нанимают тех, у кого не хватает земли. Происходит это на следующих условиях: хозяин и работник делят доход поровну[33].
Другое неудобство, связанное с неразумным распределением земли, — судебные тяжбы. Еще до прихода европейцев происходили усобицы и стычки из-за земли, и положение, естественно, только ухудшилось, когда здесь появились торговые шхуны и орехи приобрели особую ценность. В конце концов власти решили положить конец бесконечным распрям, выдав документы на владение землей каждому, кто сможет подтвердить свое право на нее. Прекрасное знание туамотуанцами своих генеалогий значительно облегчало эту работу; они созвали советы с участием стариков, и довольно скоро на большинстве островов разобрались в запутанных родственных отношениях, а тем самым и в правах на землю.
Пока все шло хорошо. Но как определить площадь участков — ведь острова никогда никем не измерялись! Так как власти не располагали землемерами, они просто предложили всем вождям незамедлительно измерить участки и прислать в Папеэте списки владельцев. Разумеется, на большинстве островов произошло то же, что и на Рароиа: через несколько дней вождю надоело возиться с чужой землей, и он, по примеру своих начальников, отделался от обременительного поручения, переложив его на плечи других. А именно, он собрал все население, выдал каждому несколько сот метров мерного шнура и отправил их самих обмерять свои участки.
Что получилось — не так уж трудно себе представить. Один из стариков рассказал мне, как проходила эта замечательная операция.
— Понимаешь, — говорил он, — это было не так-то просто, потому что многие из нас не умели ни считать, ни писать и никому не приходилось до тех пор мерять землю. Впрочем, все сошло бы, пожалуй, хорошо, если бы не кусты. Ты ведь знаешь, что на большинстве остронов растут здоровенные кусты. Чтобы измерить как следует, полагалось, конечно, расчистить заросли. Но это показалось всем слишком уж сложным, и мы быстро нашли другой выход. Привязывали к веревке обломок коралла и перебрасывали через куст. Когда мы вернулись домой, вождь замерил наши веревки, записал в большую книгу и послал ее в Папеэте. Потом оттуда прислали документы. И все бы хорошо, да тут Хоно пришло в голову расчистить свой участок. Когда он после этого замерил его, получилось, конечно, меньше, чем в первый раз. Тут до нас дошло, как мы сами себя обманули. Документы мы получили, да только в них значилось больше земли, чем имелось на атолле! Никто не хотел уступать, и начались раздоры хуже прежнего. Только после того, как администратор проверил раздел и сбавил цифру для каждого владельца, установились сравнительно четкие границы.
