Счастливый дом - [35]

Алисия увидела, как распахнулись его глаза, заметила блеск в глубине зрачков, услышала, как Норман резко втянул в легкие воздух, и поняла, что наконец-то достучалась до него.

— Я уехала, потому что ты не давал о себе знать, и потому что мне стало все равно, что со мной будет, — монотонно продолжала она. — Я хотела позвонить тебе, но не решалась. Мне было восемнадцать, уверенности ни на грош, в душе — полнейшая безысходность. Я чувствовала себя глубоко несчастной, потому что потеряла самое дорогое в жизни — тебя и нашего ребенка. Мне невыносимо было бы услышать из твоих уст что-нибудь наподобие «исчезни».

— Выкидыш? — ошеломленно проронил Норман, пытаясь усвоить смысл новой информации, опровергающей все его убеждения. — Но ведь Филлис сказала, что ты…

— Нет, — ласково перебила его Алисия, противясь порыву коснуться рукой его щеки. — Подумай хорошенько. Из твоих слов следует, что она сказала, будто проблема решена. Карен сообщила ей о случившемся, и, да, Филлис, советовала мне сделать аборт, но я этот вариант вообще не рассматривала.

Алисия затаила дыхание, замерла в ожидании. В глубине души она понимала, что все зависит от того, поверит он ей или нет. Разумеется, существуют медицинские документы, с которыми можно ознакомиться, да и Карен с родными будут только рады подтвердить истинность ее рассказа. Но она хотела, чтобы Норман поверил именно словам. Не требуя доказательств.

Норман боролся с потрясением. Испепеляющий гнев и впоследствии холодная ненависть, истребившие в нем всякую способность рассуждать здраво во всем, что касалось ее, оказались пустой, напрасной тратой душевных сил. Он снова судорожно вздохнул. Какой ужас!

— Алисия, — произнес он хрипло. Положив ладони ей на бедра, он притянул ее к себе и щекой прислонился к животу. — И меня не было рядом с тобой. Никогда себе этого не прощу!

— Не надо, — дрожащими губами прошептала она. Поделившись болью с ним, с отцом ребенка, которого потеряла, Алисия почувствовала, что на сердце заметно полегчало.

Она зарылась пальцами в мягкие темные волосы, прижимая к себе его голову, и стояла покачиваясь. Твердый подбородок и острая скула Нормана вдавились в живот, а она покачивалась и не могла остановиться, потому что это было так же естественно и необходимо, как вдох и выдох. — Все прошло. Осталось в прошлом. Мы оба поддались эмоциям, ослепившим нас, исказившим реальность. Пожалуйста… прошу тебя, давай начнем сначала.

Аромат женского тела, завораживающие, манящие движения, жар, пробивающийся сквозь тонкий шелк, затуманили разум, изгнав из него все до единой рациональные мысли.

Всем существом Нормана теперь владела только одна потребность, одна нужда — отупляющая, испепеляющая, приводящая в остервенение. Она стремительно зрела, копилась в нем, переполняя каждую клеточку. И вот уже воля парализована. И он даже не пытается сдерживаться.

Сожаление, раскаяние, натиск желания оказались слишком мощными силами, чтобы им противостоять. Норман уткнулся лицом в ее мягкий живот и стал целовать, захватывая губами и языком алый шелк. Алисия отвечала ему сладострастными движениями бедер. С хриплым рыком он перенес ладони под ее короткую кокетливую юбку, сжал ягодицы, которые, как он и предполагал, едва прикрывали крохотные трусики. Потом взял ее в кольцо своих рук и упал на колени. Потерянный, одержимый страстью и ничуть не сожалеющий об этом. В сознании не осталось места для сожаления. Там царила одна только восхитительная Алисия, сводившая его с ума.

Она инстинктивно выгнулась ему навстречу. И Норман возликовал, упиваясь своей властью над ней. Именно об этом я мечтал, этого желал, к этому стремился с самой первой минуты, когда вновь увидел ее после долгих лет разлуки, словно в бреду думал Норман. И вот она, податливая, сладостная, принадлежит ему, принадлежит безраздельно.

Почувствовав, что Алисия вся обмякла в плену его крепких рук, услышав глухие вскрики наслаждения, он поднялся, заключил ее в свои объятия и положил на диван. Глядя на него затуманенным от вожделения взором, от которого у Нормана перехватило дыхание, Алисия машинально потянулась к язычку молнии на его брюках.

Ее пальцы дрожали. Норман накрыл их своей ладонью, помогая раздеть себя. И когда ее руки взметнулись ему на шею и сомкнулись кольцом, он приник к ней всем телом, услышал изумленное, восторженное «ох!», слившееся с его собственным возгласом, почувствовал, как напряглись его мышцы от усилия продлить наслаждение, подарить ей такое же блаженство, какое, как он знал, получит сам.

Но она извивалась под ним, порывистая, сладострастная, и он уступил, не выдержал: природа не терпит насилия. И все, что им осталось, — это дикая необузданная потребность достичь завершения, неконтролируемый взрыв распаленной плоти и растворяющиеся в воздухе экстатические всхлипы обоих.

11

Алисия с наслаждением вытянула пресыщенное любовью тело. Нелегкая задача на диване, где они лежали вдвоем с Норманом в такой тесной близости, что, казалось, почти срослись друг с другом. Однако это неудобство было сладостнее, чем мед, и волновало сильнее, чем самая рискованная гонка.