Счастливый брак - [18]

— Гедонии? — недоумевающе пробормотал доктор, на сей раз окончательно уверившись, что это не английский.

— Удовольствия от жизни, — осторожно пояснил Энрике.

Ему сказали, что если кто и способен помочь Маргарет выбраться из кошмара приступов рвоты, повторявшихся каждые четыре часа с точностью хронометра, и поддерживать в ней жизнь, то только этот человек. А тем временем они возобновят лечение новейшим из доступных противораковых препаратов, авастином, эффективность которого при лечении рака мочевого пузыря еще не подтверждена, но все возможно (почему бы и нет, разве чудес не бывает?).

Энрике был уверен, что слухи об исключительном врачебном таланте иракца были сильно преувеличены: доведенным до отчаяния безнадежно больным хотелось в это верить. К тому же подобное утверждение было вполне в духе нью-йоркской культуры с ее благоговением перед знаменитостями, которые якобы обладали сверхъестественными способностями. Маргарет и сама смеялась над этой своей верой, но тем не менее верила. Она была хорошей еврейской девочкой из Квинса, в их кругу лечиться у самого лучшего врача считалось первейшей необходимостью. Могущественный глава онкологического отделения велел ей поверить в этого человека и предупредил, что тот не поддается никакому давлению. Вот почему Энрике и тоном и поведением всячески демонстрировал смирение. К тому же он знал: хотя слово специалиста много значит для Маргарет, подчас она бывает чересчур холодной, резкой и жесткой с мужчинами, похожими на этого врача, с мужчинами, ведущими себя так, будто весь мир — а еще точнее, мир женщин — у них в кармане.

— Половина участников программы прекратила прием препарата, даже не дойдя до полной дозы, — продолжал Энрике. — Кстати, препарат называется эпотолид. Они перестали принимать эпотолид не только потому, что он не действовал на рак: вдобавок к этому он отнимал всю радость жизни. Ангедония, если не ошибаюсь, — так называется неспособность испытывать удовольствие.

— Ангедония, — повторил ассистент великого человека и сделал пометку у себя в блокноте.

— Да, — подтвердил Энрике и добавил, очевидно решив придать беседе более непринужденный характер: — Знаете, самое смешное, что именно так вначале предполагалось назвать «Энни Холл». Вуди Аллен хотел назвать фильм «Ангедония». И что бы вы думали? Они решили, что никто не пойдет на фильм с таким названием.

Маргарет с готовностью приняла пас. С извиняющейся улыбкой она пояснила:

— Мой муж работает в кино.

Свита, разумеется, тут же заинтересовалась.

— В самом деле? Чем же вы занимаетесь? — спросил ассистент, а оба студента уставились на Энрике так, будто у него были все ответы к тестам, которые им предстояло сдать на следующей неделе.

— Я пишу сценарии. — Энрике пожал плечами, изобразив смущение.

— Сейчас как раз идут съемки по его сценарию, — подхватила Маргарет. — Правда, в Торонто, но скоро они переберутся в Нью-Йорк, не так ли?

— Да, недели через три они будут снимать в соседнем квартале, — пробормотал Энрике, глядя в пол.

Маргарет пыталась поразить всех еще сильнее, перечисляя состав съемочной группы, но иракец перебил ее.

— Довольно болтовни, — приказал он своей команде, а затем требовательно обратился к Маргарет: — Откуда вы знаете, что вас взяли только для того, чтобы сформировать группу?

— Я спросила, — ответила Маргарет, издав и тут же подавив довольно громкий смешок. — Если вы спрашиваете, они обязаны вам сказать.

Все еще хмурясь, доктор на каблуках повернулся к Энрике:

— Это вы подсказали ей, что можно спросить?

— Нет, — ответил Энрике. — Маргарет прочитала соглашение и сообразила, какой вопрос надо задать.

— Вот так вот и спросили? — Он резко обернулся к Маргарет, и довольная улыбка внезапно осветила его темноглазое лицо. Теперь врач смотрел на нее с чувством, близким к восхищению. Смотрел так долго, что Маргарет, успокоенная его взглядом, вновь разразилась стаккато смеха. — Вы умная женщина, — наконец произнес он.

Маргарет просияла:

— И еще я очень хороший, готовый к сотрудничеству пациент. Честное слово. Я буду очень послушной. Обещаю. Буду делать все, что скажете.

— Вот и хорошо, — с комической важностью кивнул он и обратился к своей свите: — Слышали? Вот это мне нравится.

— Я буду послушной, — продолжала Маргарет, — но лишь в том случае, если то, что вы будете со мной делать, действительно может мне помочь.

Удлиненное лицо врача расплылось в широкой улыбке:

— То есть вы станете слушаться, только если будете со мной согласны, так?

— Совершенно верно, — подтвердила Маргарет, и все присутствующие расхохотались, как бы благодаря ее за эту насмешку над смертью и страданиями.

Это была последняя победа Маргарет и Энрике, в последний раз им удалось завоевать симпатию очередной из многочисленных врачебных команд. Очаровав своего нового врача, Маргарет внезапно извинилась и бросилась в ванную. Ей нужно было избавиться от скопившейся желчи и воды, которую она выпила за последние три часа. Через тонкую дверь отчетливо было слышно все, что происходило. Медики, обсуждавшие, с чего начать лечение Маргарет, прервали беседу, прислушиваясь к устрашающим звукам безудержной рвоты. Из двухмесячного опыта Энрике знал, как это бывает: она стоит, наклонившись, с открытым ртом, жидкость — наверное, целые галлоны жидкости — извергается фонтаном. Иракец спросил: