Счастливый билет - [4]

Только после рождения очередного ребенка Китти могла пару дней отдохнуть от бесконечных домашних забот. Завтра Мэри Планкетт придет снова, чтобы помочь ей управиться с делами, а соседи позаботятся о том, чтобы старшие мальчики, Кевин и Рори, вовремя пошли в школу. Они же присмотрят за Тони, Крисом и крошкой Джимми — хотя теперь, после того как у нее родилась темненькая маленькая девочка, Джимми уже не считается самым младшим в семье.

Кроме того, соседи приготовят Тому чай и бутерброды на работу. Но у них есть свои семьи, о которых надо заботиться, так что через несколько дней Китти придется самой присматривать за своей все увеличивающейся семьей. Джимми она недавно отняла от груди. Но теперь кормить предстояло дочку.

Китти вновь посмотрела на новорожденную. Какая очаровательная малышка! Она мирно спала, черные длинные реснички покоились на оливковых щечках без единой морщинки. Кельтская кровь? О нет! Китти знала, хотя и никогда не смогла бы этого доказать (она ни за что на свете не стала бы это доказывать, это останется ее и только ее тайной во веки веков, аминь), что грязное животное, спящее сейчас наверху, не было отцом девочки. Том О’Брайен был тут совсем ни при чем — Том, храп которого доносился до ее слуха. Он лежал сейчас в мягкой постели, той самой, в которой насиловал и использовал ее каждую ночь.

Нет, отцом девочки был совсем другой человек.

Китти хорошо помнила ту ночь. Это случилось почти девять месяцев тому назад. Был четверг, и в доме не осталось денег, ни единого пенни, до следующего вечера, когда Том должен был принести зарплату. Он, по обыкновению, торчал в пабе — на пару кружек эля у него всегда находились деньги, а дома его дети сидели голодные, и кладовка была пуста, там не осталось даже заплесневелой корки хлеба.

— Я хочу есть, мам.

— Что у нас к чаю, мам?

Тоненькие отчаянные голоса. Это ведь ее дети, они просят свою маму накормить их, а несмышленый младенец напрасно сосет пустую впалую грудь. Молоко пропало, потому что в тот день Китти сама ничего не ела, только пила воду. На нее с укором смотрели маленькие личики. Плачущий несмышленыш жевал ее пустую грудь. Она была их матерью и не могла накормить их — сделать это до следующего вечера не было никакой надежды.

Все, что можно, уже давно было заложено: все подарки на свадьбу, часы от ее семьи, оставшейся в Ирландии, и чайный сервиз от семьи Тома. У Китти так и не нашлось денег, чтобы выкупить их. Потрепанное постельное белье не представляло никакой ценности, от мебели осталось одно название. Словом, у них не было ничего, что можно было бы продать или заложить.

Разумеется, Китти могла бы обратиться к соседям, воззвать к их милосердию. И они непременно пришли бы ей на помощь. Так было всегда. Кто-нибудь обошел бы все дома в округе и набрал бы достаточно еды, чтобы они смогли протянуть до следующего вечера. Как бы трудно ни приходилось им самим, они не дали бы ей умереть с голоду. Китти тоже отдавала еду, опустошая свою убогую кладовку, когда для другой семьи наступали тяжелые времена. Они делились друг с другом горестями и радостями, хотя последние случались редко. Зато когда Джой Махон выиграл в футбольную лотерею, он закатил вечеринку для всех соседских детей, и те объелись мармеладом, разноцветным сахарным горошком и настоящим сгущенным молоком.

Но Китти казалось — то есть она была в этом уверена, — что она прибегает к помощи соседей гораздо чаще остальных. Она не знала ни одной женщины, которую муж держал бы на таком голодном пайке, как ее Том. И почему, со стыдом думала она, чужие мужья должны работать, чтобы накормить ее детей? У них ведь и без того хватало забот.

Итак, в тот поздний душный вечер, когда ее дети хотели есть, а в доме не было денег, и не осталось ничего, что можно было бы продать или заложить, Китти О’Брайен, которой предстояло раздобыть где-то денег или еды, оставила свою семью со строжайшим наказом старшим вести себя хорошо и присматривать за младенцем, накинула на плечи черную шаль, с грохотом захлопнула за собой заднюю дверь и зашагала по Док-роуд, чтобы продать себя.

Потому что не было в мире ничего, что Китти О’Брайен не сделала бы ради своих детей.

В ту ночь, девять месяцев назад, Док-роуд окутывал липкий, наплывающий с моря туман, отчего небо потемнело раньше времени. Людей на улице было меньше обычного, хотя пабы были переполнены, и оттуда изредка доносились звон разбитого стекла, пьяные голоса, смех и ругань. «А ведь один из этих голосов принадлежит Тому», — с горечью подумала Китти. Пока он там пьет, его жена и дети умирают от голода.

В тумане тоскливо взвыла сирена, и Китти заспешила дальше по улице, туда, где собирались проститутки. Она знала это место, потому что давно, еще до замужества, когда она совсем недавно приехала из Ирландии и шла к трамваю, чтобы поехать в город, ее лучшая подруга Лили показала ей улицу, на которой собирались женщины в ожидании платежеспособных клиентов. И с тех пор, проходя мимо, девушки с чистыми свежими лицами и сверкающими яркими глазами смущенно хихикали, демонстрируя изумление.

Неужели это было всего десять лет назад? Китти казалось, что с тех пор прошло целое столетие. Она не бывала в городе с тех пор, как вышла замуж за Тома, и сомневалась, что когда-нибудь побывает там снова.