Счастливые неудачники - [64]

Вот она деликатно снизила скорость своего авто, чтобы не забрызгать пешехода. Хотя ее автомобиль стоил как годовой бюджет этого прохожего вместе с его многочисленными родственниками. Или долго объясняла, жестикулируя, как куда-то добраться, тетке в малиновом берете из мохера, вышедшего из моды в прошлом веке. Словом, она была Петровичу классовым врагом, но милым и симпатичным врагом.

Он не хотел знать, как ее зовут. Это было принципиально.

Петрович помнил, как однажды, еще в его детстве, отец купил к пиву живых раков. И маленький Лешка отобрал себе парочку для игр, назвав бедолаг Машкой и Ивашкой. Отселил их в отдельную емкость и играл с ними, подсовывая соломинки в клешни, которые работали, как ножницы. А потом вода у отца закипела, и он начал по очереди опускать раков в кипяток мордой вниз, чтобы не мучились, быстро и резко отбрасывали свои раковые души. Это было не впервой, и Лешу не мучила совесть по данному поводу. Вареных раков он любил.

Но вдруг загородил свою парочку: «Не дам». Чем эти раки отличались от других? Почему Лешка встал на их защиту? Он и сам не смог бы объяснить, но это было как-то очевидно, что можно варить раков вообще, кучу серого и копошащегося сброда превращать в красную горку упорядоченной закуски. А Машку и Ивашку нельзя, они отдельные от этой массы, штучные, у них имена есть. Потом, правда, бедняги умерли, не приспособившись к жизни в кастрюле, но умерли своей смертью. Леша похоронил их в конце двора. Раз есть имя – должна быть и своя могила. Таково было его представление о правильном устройстве мира.

Потом Петрович многое в жизни пересмотрел, и картинка правильного жизнеустройства сильно изменилась, но к именам он продолжал относиться по-детски серьезно. Даже в молодые годы, клея женщин на одну черноморскую ночь под задумчивый взор серого ослика, он старался пропускать их имена мимо ушей. Не зная имени, ему легче было врать, что на следующий день они обязательно встретятся. Обмануть очередную жену моряка оказывалось легче, чем конкретную Люду или Веру.

Все шло хорошо. Часы тикали, денежки капали, а дамочка оставалась непорочной и безымянной. И тут случился мелкий, но неприятный инцидент. «Объект» вышел из подъезда, привычно не замечая сидящего на скамейке Петровича. Он удрученно отметил ее кроссовки и джинсы, посочувствовал своим ногам, которым предстоит долгая дорога в казенный дом, в муниципальный парк и, скорее всего, пустые хлопоты. Ну чего ей дома не сидится? Неужели не видит, что дождь собирается? Осень вступила в завершающую слезоточивую стадию. Или думает, что с миллионерши вода, как по тефлону, стекает?

Но тут дверь подъезда резко отворилась, и какая-то женщина окрикнула:

– Лидия Сергеевна, вы зонтик оставили. Он сегодня будет не лишним.

Петрович смекнул, что это кто-то из прислуги. Во-первых, заботливые, сволочи. Во-вторых, культурные. «Зонтик будет не лишним», прямо передозировка Тургеневым. В-третьих, по отчеству зовут. Той Лидии Сергеевне от силы тридцать лет, а то и меньше, не нагуляла еще на отчество. Вот холуи хреновы! Петрович злился, распаляя в душе классовое чувство. И понимал, что обманывает себя. Настоящая причина раздражения была другая. Он против воли узнал ее имя. Значит, Лидия, Лида. Ему-то это зачем?

Ну ладно, не страшно. Скорее бы закончилась эта неделя. Уже пятый день течет, как сквозь пальцы. А руки у него по-прежнему пустые. Пустые и чистые. Нет компромата на Лиду, и все тут. Ему, конечно, этот факт материально невыгоден, но поделать он ничего не может. Петрович чувствовал радость от этого обстоятельства, хотя, казалось бы, с чего тут радоваться. Ему-то что за дело? Это их жизни, их разборки. У богатых свои заморочки. Они даже если плачут, то слезами мексиканского телесериала. Роняют слезы в позолоченных и аляповатых интерьерах, окропляют ими бурлящие воды джакузи. И обязательно падают с лестницы второго этажа шикарных апартаментов, чтобы потерять память и тем самым закрутить сюжет до состояния сжатой пружины. Петрович ненавидел эти сериалы, представляя себе комичность потери памяти при падении с сеновала. Корова недоеная мычит, голодные куры петуха заклевать готовы, а у героини, видишь ли, амнезия случилась.

Петрович специально расчесывал в душе классовую мозоль, пытался вызвать в себе злость, ну, или хотя бы уничижительную снисходительность к страданиям «богатеньких», раззадоривал себя, чтобы отгородиться от их проблем, укрепиться в вере, что ему нет дела до них, что плевать он хотел на их любовные шашни, на все их позолоченные и подсахаренные страдания. «Мне все равно», – повторял он себе упорно и монотонно, как будто загонял гвоздь в голову.

А гвоздь туда не лез. Почему-то теплело в груди от бесполезных и безрезультативных хождений за Лидой. Постепенно он обновил формулу и стал говорить: «Мне все равно, тем более что ничегошеньки и нет».

Вечером пятого дня Петрович налил себе стопочку водочки и вместо тоста с чувством глубокого удовлетворения произнес: «Ни-че-го-шень-ки». Шестой день он проводил тем же тостом и тем же напитком.

* * *

А на седьмой день все рухнуло. В приятном состоянии духа – вахта кончается, скоро пусть скромные, но денежки оттянут карман – Петрович привычно следовал на своем «Москвиче» за Лидой, удивляясь, как все-таки плохо она водит машину. В зеркало заднего вида вообще не смотрит, только если носик припудрить надо. Он это давно понял, потому ехал, особо не прячась. Врушка ваша Клара Цеткин, нет никакого равенства между мужчинами и женщинами. Любой водитель это подтвердит. И нечего обижаться. Мужики же не обижаются, что готовить и стирать не умеют. Ну не дано женщинам водить машину, в генах прокол в специально отведенном месте.