Счастливые неудачники - [58]

Сиреневый туман

Когда маленькому Алексею Петровичу родители подарили фотоаппарат «Смена», они не знали, что вручают ему судьбу.

Впрочем, этот пафос неуместен, все складывалось куда проще и обыденнее. Не было еще никакого Алексея Петровича, а был вихрастый пацан Лешка, видящий мировую несправедливость в том, что у соседского Петьки фотик есть, а у него нет.

Противный Петька ходил по двору с видом короля и по совершенно грабительскому курсу позволял обалдевшим от зависти друзьям «щелкнуть» на своем фотике. В уплату за право собственноручно нажать на спусковую кнопочку и услышать характерный механический щелчок ему отдавали самое дорогое: пульки для самострела, цветные стеклышки, птичьи перья и прочую конвертируемую по дворовому курсу валюту. Особый цинизм ситуации придавал тот факт, что фотоаппарат был не заряжен. С пленкой курс «щелчка» возрастал до небес. Словом, Петька, как все монополисты, вел себя нагло и жестко.

Лешка умирал от зависти. Раньше ему снилось, как он в форме милиционера одной рукой гладит овчарку, а второй – поправляет новенький орден на груди за поимку бандита. Видимо, это были рецидивы от многократного просмотра фильма «Ко мне, Мухтар!». Теперь же во сне он ходил по двору с фотиком на кожаном ремешке, как корова с колокольчиком, и все вокруг млели от невозможной красоты и внушительности его образа.

Мечты сбываются, если они малогабаритные, малобюджетные и сообразные времени. В 70-е годы спор между физиками и лириками был сведен к компромиссу: мальчики пусть становятся физиками, а девочки лириками. Как говорится, ни вашим, ни нашим. Родители Лешки сочли желание сына иметь фотоаппарат правильным, прогрессивным и перспективным явлением. Поднатужились (ведь жили небогато, и лишних денег не было) и купили «Смену-8М», да еще пару коробочек черно-белой фотопленки по 36 кадров каждая. С этого все и началось.

Первым следствием родительской щедрости был разгром Петькиной монополии. Обменный курс «щелчка» резко упал, потому что Лешка откровенно демпинговал, в хорошем настроении позволяя щелкать «за бесплатно». Без пленки, разумеется. Авторитет Лешки вырос, Петька был посрамлен, мировая справедливость восстановлена.

Вторым, более важным, результатом оказались романтические отношения с девочкой из параллельного класса, которую Лешка иногда обнимал за талию, как воображаемого Мухтара за шею. Дальше дело не шло, потому что советское кино в силу своей отсталости не посвящало детей в то, что должно следовать потом.

Но первая волна хвастовства и позерства быстро схлынула, дефиле во дворе с фотоаппаратом на шее наскучило, стало неинтересным. Не корова же он так ходить, в самом деле. Да и девочка поднадоела, рука стала затекать от ее талии, а выше или ниже он не смел. К тому же жила она категорически не по пути. Прежде Лешка пробегал дорогу от школы домой, как спринтер, то есть быстро и по прямой линии. Теперь же эта ясная и стремительная прямая превратилась в долгую ломаную. Сначала нужно было проводить девочку, а потом, освободившись, разворачиваться в сторону своего дома. Словом, на ритуальную повинность таскать ее портфель уходило слишком много времени. А оно дорого. И вовсе не потому, что время – деньги. Так могут думать только идеологические недобитки и отсталые личности. Советский пионер Лешка жалел время совершенно по другой причине.

Отныне все свободные минуты Лешка проводил в туалете. И исключительно при свете красного фонаря, в окружении пластмассовых лотков, наполненных загадочными растворами с поэтическими названиями «проявитель» и «фиксаж». Делать настоящие фотографии оказалось не просто интересно, а поглощающе увлекательно. Это же целая интрига, как и что получится.

Вот нащелкал всю пленку, наизусть каждый кадр помнишь, а теперь наступает самый ответственный момент: надо пленку проявить. Фотографии потом можно переделывать хоть тысячу раз, а пленку проявляют только однажды. И нет у тебя права на ошибку. Как у сапера. Дух захватывает, пальцы от волнения дрожат, словно по минному полю идешь.

В полной темноте, только пальцы вместо глаз, вынимаешь пленку из фотоаппарата и тихонечко, плавненько, закручивая по спирали, вставляешь в пазики-бороздки на дне специального пластмассового бачка. И не дай бог пленка где-то сойдет с рельсов! Ведь кадры пропадут, а они же все уникальные – из экономии дважды ничего не снималось. Поэтому осторожно пальцами проводишь по граням пленки, проверяешь, все ли ровно встало. И всегда сомнение, тревога: вдруг что-то не так пошло. Вслепую закрываешь крышечкой и только тогда включаешь свет.

Теперь осторожненько, тоненькой струйкой в специальное отверстие сверху льешь проявитель. Его просто делать. Похожее на соль содержимое пакетика растворил в воде, и готово. Но не дай бог воду не так отмерить, с температурой ошибиться или плохо размешать. Один нерастворенный кристаллик может оказаться причиной трагедии, ведь его твердые грани способны оцарапать нежную и беззащитную плоть кадра, оставить насечки, изуродовать лица родных людей. Нет, тут должна быть тщательность провизора. Ведь любой промах – и прощай, целый кусок жизни, не будет о тебе вещественной памяти. Потом бросаешь взгляд на минутную стрелку и остаешься в ее власти. Секундная стрелка возит твое сердце по циферблату, как на карусели. Наконец, пора! Выливаешь проявитель в раковину и промываешь пленку водой. Нет, ни в коем случае не достаешь пленку, это конец, все испортишь! Наливаешь воду через то же отверстие, откуда проявитель вылил. И обязательно покрутить пленку внутри, прополоскать хорошенько. Но не сильно, не травмируя кадры. Они же еще не зафиксированы. Правильно, теперь заливаешь фиксаж. Он тоже пакетный, на соль похожий, только пахнет по-другому. Взгляд опять на часы, а в душе нетерпение копытом бьет, еще несколько минут, и увидишь, что вышло. Или ничего не вышло. Но не торопись, слив фиксаж, промываешь хорошенько и… Открываешь бачок.