Счастливые люди - [16]
Дед достал носовой платок и промокнул повлажневшие глаза.
Я спросил:
– Так что же Вы в Литве, на родине не остались? Сейчас, ведь, можно.
Дед засмеялся:
– Свободы там нету. Понимаешь, сын, свобода не та. Куда ни ткнись, заборчики, межи, дорожки, тропинки. Туда не ходи, сюда нельзя. А у меня на тридцать вёрст вокруг всё моё. Хочу пашу, хочу кошу, хочу по траве валяюсь. Дети и внуки отдохнуть приезжают. Все при деле. Все по городам поразъехались. Мой хутор для них родина. Как же это мы с Алдоной всё это бросим?
Помолчали. И дед уточнил:
– Алдона – это жена моя.
Потом он затоптал окурок, пожелал нам счастливого пути и ушёл.
Мы тоже вернулись в купе. Там снова глотнули паршивого Алжирского и Валерка сказал:
– Туфту дед гнал. Как же это он из Литвы рижским поездом едет?
– А кто его знает? – задумался я. – Может, и врал дед. А может, и не врал. Сейчас уже не узнаешь.
Тут мы стали обсуждать прошедшую сессию и забыли об этом старике.
Сергунька
Я люблю очереди на приём к врачу. Нигде больше не наслушаешься разных разностей. Разве только в поездах дальнего следования. Поэтому я прихожу на приём за час до назначенного времени. За этот час, полтора ожидания можно и успеть познакомиться с соседом, и покалякать в своё удовольствие.
Вот и сегодня только я устроился в кресле, как сосед слева проявил инициативу:
– Миша. Миша меня зовут. А Вас?
Я посмотрел на собеседника. Миша был сухим костистым мужчиной средних лет.
Я назвал себя и тут же спросил:
– Какие проблемы?
– Чепуха на постном масле, – ответил Миша. – Ничего смертельного. Колено болит.
– Ах, это такое счастье, когда у тебя ничего не болит, – оторвалась от телевизора рыхлая дама в коралловых бусах.
– Нет, мадам, – возразил Миша. – Счастье не в этом. Счастье... – Миша замысловато покрутил в воздухе пальцем. – Сам не знаю в чём, но абсолютно счастливого человека я видел.
В начале девяностых поехал я в гости к старинным друзьям в провинциальный городок. И угораздило меня сломать ногу. Конец января, на улице красотища неописуемая, а я лежу в вонючей палате местной больницы. Условия такие, что вы и представить не можете. Самый разгул демократии. В больнице нет самого необходимого, кроме поддельной водки, которой торгуют санитары. Персонал, включая врачей, начинает пить с утра и уже к обеду плохо что понимают. Словом, не лечение, а сплошное удовольствие.
Мужики в нашей палате подобрались тихие, интеллигентные, если можно так сказать. Один только был не нашего поля ягода. Сергунька. Лежал с обморожением стоп. Говорил о себе только вот так : « Сергунька хочет, Сергунька видит...» Вечерами мы скидывались на бутылочку для разгона тоски. Наливали и Сергуньке. Пил он жадно, оглядываясь по сторонам. Боялся, что отберут, что ли? Вот выпивал он свою долю и начинал лопотать о том, как Сергуньке хорошо, о том, что скоро приедет его мама и заберёт его домой, о том, как служил он в авиаполку лётчиком, как пришлось однажды катапультироваться и он после этого стал всё на свете понимать. Словом, обычный шизоидный бред.
Особенно эти Сергунькины разговоры раздражали гитариста Артура. У него, бедолаги, были обморожены пальцы обеих рук и грозила ампутация.
– Придурку не наливать! – кричал он всякий раз.
На что Сергунька мягко и спокойно объяснял:
– Артур злой. Поэтому Артуру пальцы доктор отрежет. А Сергунька добрый. Сергуньке всегда хорошо, поэтому у Сергуньки всё заживёт.
И ласково улыбался.
Как-то раз пришла медсестра делать Сергуньке перевязку. Ходить он не мог, поэтому перевязывали его в палате. Понятное дело, что не каждый день. Кто-то из медсестёр забудет, кто-то поленится. Словом, неделю слишком был Сергунька без перевязок.
Вот медсестра сняла бинты и сразу за врачом побежала.
Смотрю, а у него рана сплошь в белых червях. Так и копошатся. Мне тошно, а Сергунька смеётся:
– Вот как хорошо! Червячки всю мою болезнь съедят.
Тут приходит врач и в крик:
– Довели до гангрены, деятели! Немедленно готовить к операции.
А Сергунька с улыбочкой:
– Не дам резать, доктор. У Сергуньки всё и так заживёт.
Врач этого Сергуньку и так уговаривал, и этак – ни в какую.
Тут Артур не выдержал:
– Пошлите, Вы, – говорит, – придурка на хрен. Пусть подыхает. А то уже тошно от его вранья про самолёты и про маму.
Доктор грустно так говорит:
– Про самолёты Сергунька не врёт. Он в самом деле лётчиком был. Получил травму во время катастрофы. А мама его давно умерла. Никого у Сергуньки нет. Он часто у нас лежит зимой. То у нас, то в психушке. Отогреется, отъестся и на волю.
После этого мы к Сергуньке начали относится с уважением. Мало ли что бывает в жизни? Не угадаешь.
Так вот. Через неделю меня выписали и как там было дальше с Сергунькиной гангреной я не знаю. Да и не до чужих болезней мне было. Свои проблемы навалились.
И так сложилось, что попал я следующей весной опять в этот городок. Весна. Распутица. Смотрю – идёт мне навстречу Сергунька. В обрезаные валенки обут. Прихрамывает, но идёт своими ногами.
Узнал меня. Поздоровался. Я и спрашиваю Сергуньку как его гангрена?
А он только смеётся:
– Выздоровел Сергунька. Только один палец отвалился. А доктор, глупый, ногу резать хотел. Сергунька добрый поэтому выздоровел. А Артур был злой. Вот ему пальцы и отрезали.
Новый роман Бориса Юдина, если угодно – антиутопия, фантазия, уходящая корнями в партийно-комсомольскую юность со всеми отсюда вытекающими.Антиутопия, да не совсем.Начало ничего необычного не сулит: эмигрант приезжает в родной город. И вполне оправдываются его ожидания от встречи с Родиной. Но вдруг Город один за другим подбрасывает герою сюрпризы. Начинается с небольшой странности, та влечет за собой другую, за нею тянется следующая, и вот они уже как снежный ком закрутили нашего героя вихрем событий, в которых реальные персонажи тесно переплелись с мифологическими.
«Так говорил Никодимыч» с полной уверенностью можно назвать «философским трактатом», несмотря на умышленно просторечный язык и баечный стиль. Главный герой повести Никодимыч, вещающий мужикам во дворе свои побасенки, большой хитрец – увлекая сюжетом и доступностью языка, он воспитывает своих слушателей, доводя до них простые общечеловеческие истины.И смеются над его сказочками мужики, и призадумываются, и выводы делают, и не ведают, что философией это называется.
Может ли обычная командировка в провинциальный город перевернуть жизнь человека из мегаполиса? Именно так произошло с героем повести Михаила Сегала Дмитрием, который уже давно живет в Москве, работает на руководящей должности в международной компании и тщательно оберегает личные границы. Но за внешне благополучной и предсказуемой жизнью сквозит холодок кафкианского абсурда, от которого Дмитрий пытается защититься повседневными ритуалами и образом солидного человека. Неожиданное знакомство с молодой девушкой, дочерью бывшего однокурсника вовлекает его в опасное пространство чувств, к которым он не был готов.
В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".
Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.