Счастливые девочки не умирают - [36]

Я обратилась к администратору за стеклянной перегородкой.

— Здравствуйте. Мне не назначено, но, может, меня кто-нибудь примет?

Через прозор в нижней части перегородки администратор протянула листок.

— Заполните форму. Укажите причину обращения.

Взяв ручку из потертого пластикового стакана, я уселась рядом с Лиамом. Он заглянул в листок через мое плечо.

— Что тебе сказали?

— Что мне надо указать причину, по которой я приехала.

Я указала имя, возраст, дату рождения, адрес и поставила подпись. В графе «Причина обращения» я нацарапала: «Таблетка для прерывания беременности».

Добравшись до графы «Контактное лицо на случай чрезвычайной ситуации», я вопросительно взглянула на Лиама.

— Без проблем, — согласился он, пожав плечами, и взял у меня листок. В графе «Кем приходится пациенту» он написал — «друг».

Я встала и протянула заполненную форму администратору. Из-за слез, застлавших глаза тонкой мутной поволокой, все было как в тумане. «Друг». Это слово полоснуло меня, будто ножом, тонким, как бумага, лезвием, которым много лет спустя я мысленно вспорю живот будущему супругу.

Через четверть часа белая дверь распахнулась, и назвали мое имя. Лиам скосил на меня глаза и вскинул вверх большие пальцы рук, глупо улыбаясь, будто развлекал младенца перед прививкой. Я вымучила из себя смелую улыбку.

Вслед за медсестрой я прошла в смотровой кабинет и вскарабкалась на высокую кушетку. Еще через десять минут дверь открылась, и вошла белокурая женщина с небрежно перекинутым через шею фонендоскопом.

— Это ты Тифани? — уточнила она.

Врач взяла в руки листок с моей подписью и пробежала его глазами.

— Когда был половой акт?

— В пятницу.

— В котором часу? — Она пристально посмотрела на меня.

— Около полуночи. Кажется…

Она кивнула, сняла с шеи фонендоскоп и прижала металлическую головку к моей груди. Во время осмотра она объясняла, как действуют таблетки для предотвращения беременности.

— Они не могут прервать беременность, — дважды повторила она. — Если сперматозоид уже оплодотворил яйцеклетку, эффекта не будет.

— Вы думаете, оплодотворение уже произошло? — спросила я, и мое сердце звучно заколотилось.

— Я не могу сказать наверняка, — извиняющимся тоном ответила она. — Но чем раньше принять таблетку, тем верней она подействует. Ты пришла поздновато, но время еще есть.

Она приложила фонендоскоп к моей спине и, тихо вздохнув, попросила:

— Дыши глубже.

В другой жизни она вполне могла бы вести занятия йогой в одном из модных кварталов Бруклина.

По окончании осмотра мне велели подождать. У меня на языке вертелся один-единственный вопрос, но я не осмеливалась задать его, пока врач не взялась за ручку двери.

— Скажите… это изнасилование, если не можешь припомнить, как все произошло?

Ее губы приоткрылись, и мне показалось, что она испуганно ахнет, однако она лишь чуть слышно проговорила: «Это вне моей компетенции» и беззвучно выскользнула из кабинета.

Прошло еще несколько минут, и в кабинет вернулась бойкая медсестра, оживленность которой составляла разительный контраст с безмятежностью и спокойствием только что покинувшей кабинет женщины. В одной руке медсестра несла бутылочку с таблетками, в другой — стакан воды, а под мышкой был зажат бумажный пакет с разноцветными презервативами.

— Сейчас надо выпить шесть, — велела она, вытряхнув шесть таблеток в мою потную ладонь, и проследила, чтобы я хорошенько запила их водой. — И еще шесть ровно через двенадцать часов. Поставь будильник на четыре утра. — Она потрясла бумажным пакетом у меня перед носом. — Пользоваться презервативами легко и весело! Смотри, некоторые даже светятся в темноте!

Я взяла у нее пакет с пригоршней веселеньких, насмешливо шуршащих презервативов.

Когда я вышла в приемную, Лиама там не оказалось. Я решила, что он меня бросил, и бумажный пакетик в моей руке пропотел насквозь.

— Со мной приходил один человек, — обратилась я к администратору за стеклом. — Вы не видели, куда он делся?

— Кажется, вышел на улицу, — ответила она. За ее спиной мелькнула знакомая фигура врача. Ее белокурые волосы обвивали шею, будто мохнатая лапа.

Лиам сидел на бордюре у входа в клинику.

— Куда ты запропастился? — вскрикнула я визгливым маминым тоном.

— Я не мог больше высидеть там ни минуты. Они бы решили, что я голубой! — Он поднялся и отряхнул штаны. — Тебе дали таблетки?

Как жаль, что в ту минуту не прогремел взрыв — финальный драматический аккорд, который навсегда связал бы меня с Лиамом. Он бы увлек меня на землю, прикрывая своим телом от разлетевшихся кругом смертоносных осколков. Ни криков, ни визга — выживание вытеснило все прочие мысли и эмоции. В Брэдли я пойму одну неочевидную вещь: только находясь в безопасности, можешь кричать от страха.

Глава 7

— Я как будто на юге Франции, — сказала мама, подняв бокал.

— Это просекко, — не удержалась я.

— Ну и что? — Мама отняла бокал от губ, оставив на нем след розовой помады, яркой до неприличия.

— Просекко — итальянское вино.

— А по мне, так похоже на шампанское!

Люк рассмеялся, и к нему присоединились его родители. Он всегда так поступал, спасая нас с мамой от нас самих.

— Когда вокруг такой пейзаж, действительно можно решить, что ты на юге Франции, а не в Америке, — поддержала маму Кимберли, организатор нашей свадьбы. Мама упрямо называла ее «Ким», и Кимберли каждый раз ее поправляла. Она обвела вокруг раскрытой ладонью, и мы, следуя глазами за ее рукой, окинули взглядом задний двор Харрисонов, как будто ни разу в жизни его не видели. Ярко-зеленый газон резко обрывался на линии горизонта, сливаясь с океаном. Казалось, можно беспрепятственно протанцевать с травы прямо на воду, хотя их разделял десятиметровый обрыв, под которым расстилался пляж. К горько-соленому языку Атлантического океана вели ровно двадцать три выщербленные ступени, вкопанные в землю. Я отваживалась заходить в прохладную воду ровно по колено, пребывая в уверенности, что океан кишит белыми акулами. Люк подымал меня на смех. Он заплывал далеко, с каждым выверенным взмахом рук удаляясь от берега. Его голова покачивалась на волнах, как белокожее яблоко, когда он, выставив из воды веснушчатую руку, окликал меня. Подавив ужас, я все-таки махала в ответ, иначе он заплывал бы еще дальше, выкажи я свой страх. Если бы акула-убийца вдруг затянула его под воду, я не смогла бы броситься за ним в волны, туда, где на воде расползается кроваво-красное пятно. Не только из-за опасений за свою жизнь, но и из-за страха увидеть его искромсанную плоть, откушенную по колено ногу, окровавленные клочья мышц и колышущиеся под водой обрывки вен, почувствовать тошнотворно-сладкий смрад распотрошенного тела. Спустя четырнадцать лет меня до сих пор преследует этот запах, как будто в носовых проходах остались несколько молекул и они время от времени тревожат обонятельные рецепторы.