Счастливы по-своему - [9]

Шрифт
Интервал

— Вы справку предъявите, — скучая, сказала полная билетерша, махнув фиолетовыми ресницами.

— Девушка! Неужели по мне не видно, что я не верблюд? — возмутился Богдан.

— Я не приглядывалась, — тонко усмехнулась сорокалетняя девушка. — Пропускаем только по справкам: не верблюд, без чесотки, без чахотки — все как положено.

— Могу поиграть мышцой, — Богдан расстегнул первую пуговицу рубашки и взялся за вторую, — в доказательство, так сказать, здоровья.

— Буду только рада! Хотя справку это не заменит.

Богдан задумался и перехватил поудобней букетище, который прежде держал головками роз вниз. У билетерши, увидевшей это ало-розовое великолепие, расширились глаза — что отметил Соловей.

Он облокотился о будку и томно склонил голову к окошечку.

— На самом-то деле, — интимно понизив голос, сказал Богдан, — я не плавать иду. Я иду, чтобы сделать сюрприз любимой женщине. Она там сейчас брассом рассекает, единственная моя. И тут я…

— Что бы вам не подождать ее в холле? — таким же интимным шепотом ответила билетерша.

— Не могу! Я ждать не приучен!

Привратница, собрав рот в куриную гузку, сопела и думала. Господин Соловей решил ее подтолкнуть:

— А хотите, я у вас абонемент прикуплю — на десять занятий? Без чека…

Неверный ход. Круглое лицо билетерши тут же стало сходно с кирпичом.

— Идите вы… за справкой!

— Всё, всё! Непременно пойду! Завтра же! — замахал свободной рукой Соловей. — Извините!

Он выдернул из охапки толстую карминовую розу и быстро просунул в окошко билетерше.

— Извиняете?

Билетерша качнула головой.

Соловей сунул в окошко еще две розы. Билетерша нерешительно ухмыльнулась.

— Девушка, милая, вы же понимаете, как важен красивый жест!..

Билетерша пожала плечами. Богдан скормил ее окошку еще пару роз.

— Есть, допустим, я — и есть она… К ней просто так не подъедешь. А тем более если я в чем-то виноват… ну, вы знаете, мужчина перед женщиной всегда в чем-нибудь да виноват! Так?

Билетерша нахмурила подщипанные брови. Соловей метнул в окошко три розы.

— Я хочу к ней подойти эффектно. Поможете?

Билетерша, потупившись, пересчитывала подношения.

— Восемь… Надо ведь нечетное число…

Еще одна увесистая роза приплыла к ней под нос.

— Знаете, мне однажды… я еще замужем не была… подарили одиннадцать ирисов. А потом — ну, муж три розочки. Мама гладиолусы с дачи притащит. Подруга тюльпаны подарит на день рождения. В общем, больше одиннадцати — никогда! — Толстушка подняла на Богдана густо подведенные печальные глаза.

— Похоже, дамам в этом городе отчаянно не хватает роз, — хмыкнул Соловей. — Тринадцать пропустим… Как вам число пятнадцать?

Билетерша поджала губу.

— Семнадцать? Нет?! Да вы меня режете без ножа.

— А кто тут любит эффектные жесты?

— Вас понял.

Богдан отсчитал еще пук роз и, трагически вздохнув, вдвинул его в окошко.

— Сойдемся на двадцати семи.

На двадцати семи они действительно сошлись. Билетерша не только открыла турникет, но и вышла из своей стеклянной башни, чтобы показать Богдану дорогу.

«Забавно, в сущности, — думал Богдан, идя по прохладному голубому коридору, — ни в жизнь не могло бы такое случиться в какой-нибудь Италии или Германии. В Германии меня бы не пустили, раз по правилам не положено. А в Италии пустили бы и так, особенно если навесить на уши романтики… Но точно тетка на вахте не стала бы со мной так трепаться — разница статусов как-никак! Кто она — и кто я… В Москве разницу уже научились чувствовать, а здесь, в Домске, — пережитки советского равноправия… Хотя тетка — молодец! Едва полбукета не сорвала с меня… Так держать!»

Господин Соловей поднялся по двум лестницам, свернул три раза (кто другой заплутал бы, но он всегда отлично находил дорогу) и нырнул в неприметную дверь. Он оказался сбоку от длинной, почти пустой трибуны, на которой маялись несколько женщин с одинаковым выражением давней скуки на лице. То были мамочки, притащившие на занятие своих деток.

Перед трибуной во все вольготные пятьдесят метров вытянулась бирюзовая ванна бассейна. В воде было многолюдно. Восемь дорожек заполняли плюхи и всплески, в одном углу гомонили младшие школьники, в другом под дискотечную музычку споро махали ногами девушки, желавшие похудеть, а тощая тренерша, размахивая ногами на суше, подбадривала их ефрейторскими выкриками. Розовые пятки взбивали бурунчики, острые локти разрезали воду, разноцветные резиновые головы выныривали на поверхность, тесня друг друга, как овощи в булькающей кастрюле супа.

Богдан цепко оглядел все это плещущее богатство и не более чем через десять секунд выхватил в мельтешении затылков среди бирюзовой воды знакомую царственную посадку головы и высокий узел каштановых волос. Майя плыла по первой дорожке.

Он решительно направился за ней. Даже пришлось ускорить шаг, как в танце. Почти нагнав ее, Богдан поскользнулся, но удачно превратил падение в коленопреклонение. Букетище перевесил и мазнул воду прямо перед носом дамы, и Богдан, спасая положение, крикнул:

— Розы! Для прекраснейшей женщины на свете!

Тут одновременно случились три вещи: обладательница царственной головы ахнула нежным контральто и повернулась, Богдан понял, что ошибся, а с третьей дорожки раздался голос:


Еще от автора Татьяна Олеговна Труфанова
Лето радужных надежд

Богдан Соловей – никогда не унывающий красавец-мужчина, до недавнего времени успешный предприниматель – на грани банкротства. Вернувшись в родные пенаты, он решает наладить отношения с единственным сыном и познакомиться с внуком. Однако Степа, всегда считавший, что отец недооценивает его, не горит желанием общаться. Кажется, лишь бабушка Степы, Майя, способна хоть как-то их примирить… Что же должно произойти, чтобы отец и сын по-иному взглянули на события прошлых лет? И что может значить финансовое фиаско, когда на кону оказывается судьба дорогих людей?


Рекомендуем почитать
Жизнь без слов. Проза писателей из Гуанси

В сборник вошли двенадцать повестей и рассказов, созданных писателями с юга Китая — Дун Си, Фань Ипином, Чжу Шаньпо, Гуан Панем и др. Гуанси-Чжуанский автономный район — один из самых красивых уголков Поднебесной, чьи открыточные виды прославили Китай во всем мире. Одновременно в Гуанси бурлит литературная жизнь, в полной мере отражающая победы и проблемы современного Китая. Разнообразные по сюжету и творческому методу произведения сборника демонстрируют многомерный облик новейшей китайской литературы.Для читателей старше 16 лет.


Рок-н-ролл мертв

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Слова и жесты

История одной ночи двоих двадцатилетних, полная разговоров о сексе, отношениях, политике, философии и людях. Много сигарет и алкоголя, модной одежды и красивых интерьеров, цинизма и грусти.


Серебряный меридиан

Роман Флоры Олломоуц «Серебряный меридиан» своеобразен по композиции, историческому охвату и, главное, вызовет несомненный интерес своей причастностью к одному из центральных вопросов мирового шекспироведения. Активно обсуждаемая проблема авторства шекспировских произведений представлена довольно неожиданной, но художественно вполне оправданной версией, которая и составляет главный внутренний нерв книги. Джеймс Эджерли, владелец и режиссер одного из многочисленных театров современного Саутуорка, района Национального театра и шекспировского «Глобуса» на южном берегу Темзы, пишет роман о Великом Барде.


Маски духа

Эта книга – о нас и наших душах, скрытых под различными масками. Маска – связующий элемент прозы Ефима Бершина. Та, что прикрывает весь видимый и невидимый мир и меняется сама. Вот и мелькают на страницах книги то Пушкин, то Юрий Левитанский, то царь Соломон. Все они современники – потому что времени, по Бершину, нет. Есть его маска, создавшая ненужные перегородки.


По любви

Прозаик Эдуард Поляков очень любит своих героев – простых русских людей, соль земли, тех самых, на которых земля и держится. И пишет о них так, что у читателей душа переворачивается. Кандидат филологических наук, выбравший темой диссертации творчество Валентина Распутина, Эдуард Поляков смело может считаться его достойным продолжателем.