Счастливец - [95]

— Моя дорогая, — сказала в один прекрасный день мисс Уинвуд бесконечно терпеливой принцессе, — что же выйдет из всего этого? Ведь так не может продолжаться всегда.

— Мы и не собираемся, — улыбнулась принцесса. — Поль рожден для великих дел. Он не может отказаться от этого. Это его судьба. А я верю в Поля.

— И я верю, — возразила Урсула. — Но ясно, что потребуется немало лет, пока он совершит их. Не собираетесь же вы ждать, пока он станет министром!

Принцесса откинулась на подушки и рассмеялась.

— Все это придет во благовремении. Предоставьте это мне. Он скоро начнет верить в себя.

Наконец наступил удобный случай для Поля. Лидеры дали ему возможность выступить. Ему повезло: палата была переполнена. Хотя он говорил не о жизненно важном вопросе, он тщательно подготовил свою речь. В первый раз стоял он перед этим волнующим нервы собранием, которое приняло его с такой холодностью и в котором у него до сих пор не было друзей. Поль видел, как начинается привычный отлив в кулуары. Внезапная волна гнева охватила его, и он разорвал заметки, приготовленные для речи. Он начал речь, забыв о том, что написал, со страстностью, не соразмерной теме. При захватывающих звуках его голоса многие из депутатов, уже направляющихся к выходу, остановились и стали слушать, потом, пока он продолжал, понемногу стали возвращаться на свои места. Любопытство сменилось интересом.

Поль снова обрел свой дар, и вскоре гнев его растворился в радости художника. Палата всегда великодушна к проявлениям таланта. Было что-то новое для искушенных слушателей в этом молодом человеке, стоявшем перед ними, как бесстрашный Гермес, — в звуке его прекрасного голоса, в инстинктивной живописности фразы, в подкупающем обаянии его личности. То, о чем ему пришлось говорить, было лишь незначительным пунктом в правительственном законопроекте, и оратор говорил кратко. Но он коснулся темы в неожиданной манере, эмоциональной и выразительной, и сел на свое место среди аплодисментов, сочувственных улыбок и кивков.

Член правительства, вставший для ответа, высказал ему несколько любезных комплиментов, после чего принялся, конечно, рвать в клочья его аргументы. Потом встал депутат-социалист и повел личную атаку против Поля. Поднялись крики: — Стыдитесь! Позор! Сядьте! Спикер призвал его к порядку, а симпатии палаты обратились на Счастливого Отрока, так что когда он позднее — был час обеда — вышел в кулуары, то оказался окруженным поощряющими его друзьями. Поль недолго оставался среди них, ибо наверху, в местах для дам, сидела его принцесса. Он взлетел по ступеням и встретился с ней. Лицо Софии было бледно от гнева.

— Негодяй! — прошептала она. — Низкий негодяй!

Он щелкнул пальцами.

— Он ничего не значит. Но теперь я завладел ими! — воскликнул он возбужденно, сжимая кулаки. — Клянусь вам, дорогая, я завладел ими! Теперь они будут слушать меня!

Она взглянула на него, и слезы выступили на ее глазах.

— Слава Богу, — сказала она, — что я наконец слышу от вас такие слова.

Поль проводил принцессу вниз по каменной лестнице и через кулуары до ее автомобиля, и многие взоры обращались на них с восхищением. Подойдя к машине, она спросила его со смеющимися глазами:

— Veux tu m’epouser maintenent?[49]

— Подождите, подождите! — сказал он. — Это еще только фейерверк. Скоро мы перейдем к настоящему делу.

— О, да, обещаю вам, — ответила она загадочно, и автомобиль тронулся.

Однажды утром, две недели спустя, София позвонила ему.

— Вы придете обедать со мной в пятницу, как обычно. Не так ли?

— Конечно. Почему вы спрашиваете?

— Чтобы быть уверенной. И также чтобы попросить вас не приходить раньше половины девятого.

Она дала отбой. Поль больше не думал об этом. С тех пор как он занял свое кресло в парламенте, он каждую пятницу обедал у нее. Это был их неприкосновенный час, час близости и радости среди деловой недели. Вне его они редко встречались, потому что Поль был парией в ее обществе.

В эту пятницу, когда он подъехал к дому на Берклей-сквер, дом имел необычный вид: над входной дверью был натянут балдахин, и через тротуар постлан ковер. При шуме подъехавшего автомобиля дверь открылась, и Поль увидел знакомые фигуры лакеев принцессы в парадной ливрее. Он вошел несколько озадаченный.

— У ее высочества гости? — спросил он.

— Да, сэр, большой обед.

Поль провел рукой по лбу. Что это значит?

— Ведь сегодня пятница, не так ли?

— Так точно, сэр.

Поль рассердился. Это уловка женщины, чтобы заставить его быть в обществе! Одно мгновение он боролся с искушением уйти, сказав слуге, что произошла ошибка, и он не был приглашен. Но потом понял, что это было бы оскорблением. Он отдал шляпу и пальто и попросил доложить о себе. Шум многих голосов донесся до его слуха, когда он входил в большую гостиную. Он увидел блеск бриллиантов, обнаженные руки и плечи дам и черные с белым костюмы мужчин. Посреди комнаты, сияющая, стояла его принцесса, в бриллиантовой диадеме, а рядом с ней стоял молодой человек, лицо которого казалось до странности знакомым. Поль подошел, поцеловал ее руку.

Она весело рассмеялась.

— Вы поздно, Поль.

— Вы сказали в половине девятого, принцесса. Я здесь минута в минуту.