Счастливцы с острова отчаяния - [60]

Шрифт
Интервал

— Голосуем? — предложил Симон. Поднялось десять рук.

— Единогласно! — резюмировал администратор.

Он сходит с эстрады и быстро пожимает Уолтеру руку. Лучше не затягивать рукопожатие. У этих людей, обладающих твердыми, как канаты, бицепсами, сохранивших в чистоте способность быть растроганными, даже если сценарий событий известен им заранее, могут угрожающе появиться слезы на глазах.

— Пошли к старику выпить по стаканчику! — кричит Уолтер, который все прекрасно понял, и, отказавшись от прощальной речи, подхватывает свою трость. — Я обмываю не свой уход, а возвращение Поля. Он завтра приезжает.

— Вместе с журналистом, который хочет посмотреть, кем мы стали, — добавляет Симон. — Вы перед ним не очень-то хвастайтесь. А то в Лондоне они будут чувствовать себя не в своей тарелке, если узнают о налоге…

— И вы еще плачетесь! — заметил Николл. — Если налог делает человека цивилизованным, то вы, платящие по тридцать шиллингов на брата, должны вызывать зависть.

Тем временем зал пустеет. Уолтер, который столько лет заседал под открытым небом на дамбе, выходит, даже не бросив последнего взгляда на эту комнату, — без сомнения, единственную, служившую сразу всем: и салоном, и классом, и гражданским судом, и палатой депутатов. Теперь они, эти по-воскресному одетые избранники, спорят, говоря на местном диалекте, на улице, направляясь к дому Беретти. Через пять минут они поднимут свои чашки над покрытым клеенкой столом в общем зале с потолком из выкрашенных в голубой цвет балок, с гладкими стенами, где над этажеркой с каминными часами можно видеть доску из наружной корабельной обшивки, на которой стоит надпись «Мэйбл Кларк», последнее напоминание — и здесь тоже! — о давнем кораблекрушении, что дало возможность возвести эту хижину, где последний лидер общины через несколько месяцев станет, сидя в глубоком кресле, чем-то вроде музейного экспоната.

* * *

С момента прибытия Хью, подобно Полю и другим репатриантам, хотя и знающим обо всем из писем родственников, не переставал удивляться. Забрать их с лайнера пришел не баркас, а отличный катер, управляемый человеком в униформе, которая при ближайшем рассмотрении оказалась мундиром констебля. На носу сидели Джосс и его шурин Нед в сдвинутой набок морской фуражке.

— У вас теперь есть полиция и быстроходный катер! — воскликнул Хью, едва спрыгнув в него.

— Да, есть один полисмен! — уточнил Нед. — Мы даже заставили его поучиться в Хэндон-колледже — этом питомнике всех шпиков. Правда, на берегу у него работы немного: здесь нет автомобилей, воров, тюрьмы. Но лангусты начинают вводить в соблазн французских или португальских грабителей, которые покинули бразильские воды, чтобы браконьерствовать здесь. Поэтому появились сержант и катер, который служит также для приема гостей. Добро пожаловать на Тристан, мистер Фокс.

Поль уже склонился над мотором, расспрашивая о его мощности и скорости. Сидя между двух малышей, Ти пыталась разгладить складки своей мини-юбки… Другая супружеская пара уселась подальше на носу, держа плачущего карапуза, который, словно змея, извивался в комбинезоне с застежками-«молниями». На легкой зыби моря, откуда поднимался конус вулкана, свободного от привычного кольца облаков, рулевой описал резкий полукруг, а затем, оставляя за собой треугольник пенистых волн, направил катер прямо к буям — красным по левому борту, черным — по правому, — с каждого из которых не спеша взлетели крачки.

Все было слишком легко, слишком не похоже на суровые легенды об острове Отчаяния, где жили явно сытые, ни в чем не нуждающиеся люди, которые говорили на почти чистом английском и без усилий перешли от господства тюленьего жира к продукции «Стандард ойл». Поверх приклеенной к его боку пустулы — незначительного свидетеля его последнего взрыва — сам вулкан, повсюду, кроме макушки, зазеленевший, был залит солнцем с северной стороны, где на склонах резвились бараны и коровы, издали выглядевшие совсем крошечными.

— Вы всему этому не доверяйте! — заметил Джосс. — Погоду мы еще не можем заказывать, и я вам гарантирую, что послезавтра будет шквал.

Хью едва слышал его. Потрясенный, почти позабыв о старом чудовище-вулкане, одинокой громадой высившемся посреди голубой пус1ыни моря и неба, он отмечал сотни подробностей. Пилоны. Мол. Сетчатые волноломы. Два подъемных крана, один из которых — движущийся. Ряды металлических бочек. Батареи ящиков. Цепочка лодок, опоясывающих какую-то пузатую шаланду.

— Это колесное грузовое судно, — пояснил Нед. — Иногда нам доставляли неприятность винты катера. А этой штуке на водоросли плевать. Она может подходить совсем близко к берегу и разгружаться в любых точках побережья.

При подходе к молу небольшие волны, взмыв кашу из тщательно вырубленных водорослей, все-таки подняли катер, который перерезал их форштевнем, прежде чем с выключенным мотором пошел своим ходом. На причале их ожидала группа людей, в том числе размахивающий тростью Уолтер. Чуть поодаль, у подножья поднимающейся на плато и выложенной щебенкой тропы, стоял «лендровер» администратора. Нед вместо кранцев выбрасывал вдоль корпуса катера старые автопокрышки, пока вращающийся в обратную сторону винт вспенивал водную гладь дока. Взглянув в последний раз на море, Хью заметил, что большинство стоящих вокруг баркасов были из синтетического волокна.


Еще от автора Эрве Базен
Супружеская жизнь

«Супружеская жизнь» — роман, в котором дана резкая критика «общества потребления».


Ради сына

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Кого я смею любить

Эрве Базен (Жан Пьер Мари Эрве-Базен) — известный французский писатель, автор целого ряда популярных произведений, лауреат многих литературных премий, президент Гонкуровской академии.В этой книге представлен один из лучших любовных психологических романов писателя «Кого я смею любить».* * *Долго сдерживаемое пламя прорвалось наружу, и оба пораженные, оба ошарашенные, мы внезапно отдались на волю страсти.Страсти! Мне понравилось это слово, извиняющее меня, окрашенное какой-то тайной, какой-то ночной неизбежностью, не такой цветистой, но более властной, чем любовь.


Избранное. Семья Резо

В сборник произведений одного из крупнейших писателей и видного общественного деятеля современной Франции, лауреата Международной Ленинской премии «За укрепление мира между народами», вошла трилогия «Семья Резо». Романы трилогии — «Змея в кулаке», «Смерть лошадки» и «Крик совы» — гневное разоблачение буржуазной семьи, где материальные интересы подавляют все человеческие чувства, разрушают личность. Глубина психологического анализа, убедительность образов, яркий выразительный язык ставят «Семью Резо» в ряд лучших произведений французской реалистической прозы.


Зеленый храм

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


И огонь пожирает огонь

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Обозрение современной литературы

«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».


Деловой роман в нашей литературе. «Тысяча душ», роман А. Писемского

«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».


Ошибка в четвертом измерении

«Ему не было еще тридцати лет, когда он убедился, что нет человека, который понимал бы его. Несмотря на богатство, накопленное тремя трудовыми поколениями, несмотря на его просвещенный и правоверный вкус во всем, что касалось книг, переплетов, ковров, мечей, бронзы, лакированных вещей, картин, гравюр, статуй, лошадей, оранжерей, общественное мнение его страны интересовалось вопросом, почему он не ходит ежедневно в контору, как его отец…».


Мятежник Моти Гудж

«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».


Четыре времени года украинской охоты

 Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...


Человеческая комедия. Вот пришел, вот ушел сам знаешь кто. Приключения Весли Джексона

Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.