Уолтер, почти постоянно приглашаемый в несколько семей, пошел, однако, завтракать в одиночку, к Абелю, то есть в его дом; пошел затем, чтобы создать себе иллюзию, будто там его принимает брат, а может быть, еще и потому, чтобы отсрочить момент, когда кто-нибудь, кому нужно поселить сына или дочь, заметит, что дом, уже давно пустующий, должен отойти к общине. Разбив в сковороде два яйца с очень бледным желтком и привкусом рыбы, накануне подобранных в одном из первых гнезд на скале, он будет с грустью взбивать омлет, думая о племяннике.
* * *
Гомер и Олив Раган, которым овца случайно принесла ягненка, угощают рагу молодую чету Тони и Бланш. Дочка Тони и Бланш на несколько месяцев моложе той, вызывающе белокурой девочки, которую оставил Джэсмин сбежавший из Кэлшота летчик и о которой ее дед, когда он добродушно настроен, говорит:
— В каком-то смысле эта кроха обновляет кровь нашего семейства.
Рядом с ними за столом сидят Ульрик и Рэндел, мечтающие о сестрах Милдрэд и Дре — они, увы, «уплыли» в Англию вместе с семьей Сэмуэля — и принимающие на свой счет мысль отца, когда его приводит в бешенство отсутствие у него внука:
— У одних не было сердца, у других нет живота.
* * *
Наоборот, радостное сборище в семействе Бэтиста Твена — соседа семьи Неда Глэда и уже их родственника благодаря Джоссу и Рут, — которое празднует помолвку Эми с Ральфом.
Приятное сборище у Гроуеров, чья бабка Джилла — акушерка, фактически принявшая половину населения острова, — за свою полувековую деятельность была удостоена королевой почетного звания «члена Британской империи».
— Так как вы женщина, — сказал администратор, объявляя ей об этом, — то сам Уолтер, тоже «член Британской империи», на острове должен вам уступать во всем.
Ей пришлось долго объяснять эту деталь в табели о рангах, а поняв наконец, в чем дело, она заявила:
— Тогда на Тристане все — «члены Британской империи», ведь наша конституция запрещает кому-либо возвышаться над другим.
* * *
Наконец начальство собралось у доктора Финли, что происходит раз в месяц. Подавали не морскую курицу, а куриное мясо из консервов. Чай по-английски, а значит, экономия молока, которое островитяне щедро подливают в него, не беспокоясь о пенках. В меню, как и у всех, чувствуется недостаток продуктов, поэтому на десерт подадут только пересохшее печенье.
Но с полдюжины детей начальников убежало на болота, чтобы в компании тристанских ребятишек пускать там сбитый из пустых ящиков плот, пока их родители выкурят по сигарете с фильтром и решат часам к двум продолжить празднование.
* * *
Сто пятьдесят ударов гонга, вызвавших переполох среди птиц и людей. Хотя настоящий пуск всех объектов на острове состоится нескоро, огни иллюминации зажгли на стреле подъемного крана, на крыше консервного завода, на радиостанции прямо перед кабиной связи Англия — Тристан, которая должна обеспечить радиосвязь и дать возможность уехавшим переговариваться с тристанцами по радиотелефону в ожидании приема лондонских программ.
К приходу управляющего и врача — пастор в церкви поет свою вечерню — человек тридцать тристанцев, «потерявших» кого-либо из своих, уже набилось в студию, рассевшись, держа руки на коленях. Они сидят ровненько, не шевеля ногами, обутыми в башмаки, плотно стоящие на полу. Они, не говоря ни слова, смотрят сквозь двойное стекло, отделяющее их от кабины, как возятся радиотехник и его местный помощник Артур Лазаретто, проходящий боевое крещение, на которого они неотрывно глядят с явным предпочтением.
— Все готовы? — спрашивает Уолтер.
— Минуточку! Я поймал их! Пять из десяти! — кричит Камминг, чьи шевелящиеся губы между двумя прижатыми к ушам наушниками каждый может видеть, но чей голос доносится из громкоговорителя — квадратной коробки, лежащей на столе возле решетчатого шара микрофона.
Пирс усаживается, а врач встает, проходит в кабину. Он наклоняется, совсем забыв, что каска оператора мешает Каммингу его слышать, а соединительное устройство, наоборот, обеспечивает звуковую связь со студией. Громкоговоритель точно повторяет его признание:
— Это подвиг, Камминг, но мне кажется, что он никого в восторг не приводит.
— Черт побери! — весело восклицает Симон. — Легче на радиоволне добраться до Лондона, чем на лодке в шторм до Соловьиного. Здесь не рискуешь утонуть.
— Старый спор! — заметил администратор, который сперва прыснул от смеха. — У ангелов тоже есть возможности, да нет заслуг.
Некоторые из присутствовавших, плохо понявшие этот разговор, удивленно заморгали. Но Камминг подключился к антенне: в комнату врывается сильный шум, потрескивания, и сквозь этот хаос звуков доносится прерывистый голос, который предлагает дорогим радиослушателям немного потерпеть. После паузы вновь возникает плавный, тихий шум, на фоне которого выделяется четкая фраза: «Тристан, вы меня слышите?» Камминг отвечает «да», задает тот же вопрос, на который получает тот же, чуть менее убедительный ответ. Затем идет «заставка» к передаче — краткое изложение истории острова, напоминание о катастрофе, сообщение о годовщине и маленькая беседа с теми робинзонами, которые «из благодарности к приютившим их хозяевам, из любви к своим оставшимся в Англии родителям пожелали остаться в том же часовом поясе и сохранить среднее гринвичское время». Затем последовало приглашение: «Говорите, мистер Беретти!» И дерзкое чудо извлекло из коробки на столе знакомую картавость:
