Счастливчики с улицы Мальшанс - [22]

Лето уступило место дождливой поре. Беспрерывной чередой тянулись над ним с запада на восток свинцовые тучи, ночами низвергавшие ливневые потоки. По утрам серый, сырой туман крался вдоль улиц, висел на площадях, а к полудню начинала моросить мелкая-мелкая водяная россыпь и становилось так темно, что в домах зажигали огни. Торцы мостовой сверкали в потускневшем свете фонарей, и вдоль тротуаров неслись бурые ручьи, с однообразным шумом исчезавшие за решётками водостоков.

Прохожие в плащах с капюшонами или вооружённые огромными зонтиками, не задерживаясь у витрин, спешили по своим делам. Шурша по мокрой мостовой, разбрызгивая грязную воду, мчались машины.

Но порой, не чаще раза в неделю, дождь устраивал себе выходной. И тогда в белом небе повисало бледное, осеннее солнце, от тротуаров поднимался лёгкий парок. Люди, предусмотрительно захватив с собой плащи и зонтики, с надеждой поглядывали вверх. Надолго ли? Они невольно замедляли шаг, стараясь впитать в себя, схватить это последнее солнечное подаяние, зарядиться на очередную пасмурную неделю.

Загородный парк у Больших прудов полыхал багрянцем. В пустынных аллеях золотились наметённые садовниками кучи листьев. Остро пахло сырой землёй, прелой листвой, мокрыми деревьями.

Пруды уже не синели, как летом, они были серо-белыми, в них отражались небо и молочное солнце.

Юл и Мари шли обнявшись, медленно, наслаждаясь редким юным днём и одиночеством. В коротком голубоватом плаще, в дорогих остроносых ботинках, с шёлковым золотисто-голубым платком на шее, высокий и стройный, Юл был очень красив И мужественная красота эта особенно контрастировала с голубыми мечтательными глазами Мари, её золотисто-медвяными волосами, румяным детским лицом.

Юл обнимал свою подругу уверенно, чуть небрежно, чуть покровительственно.

— Мне Люси говорила, что твоя фотография у многих девчат висит на стене. Знаешь, которая на пластиночных конвертах напечатана.

— Серьёзно? — Юл даже остановился. — Она говорила тебе? Что она говорила?

— Ну вот, что твоя фотография висит…

— У девчат? У многих? А, чёрт, когда Лукас наконец выпустит меня на эстраду? Пластинки, пластинки… Я хочу на эстраду. А Лукас говорит: «Подожди, мне лучше знать когда».

— Грех тебе жаловаться, Юл. Твои пластинки и так все знают, Я не хочу, чтоб ты пел на эстраде! — Мари топнула ногой, лицо её приняло упрямое выражение. — Не хочу! Пускай они все тебя слушают, а видеть буду только я! Все они противные, эти девчонки.

Юл весело рассмеялся:

— Глупая! Ты же знаешь, что мне нужна только ты… — Он взглянул на часы. — Ой, Мари, пошли быстрей. Они нас уже ждут, наверное.

Юл и Мари торопливо зашагали по аллее к заросшему плющом приземистому зданию, крытому красной черепицей. Это было кафе «Под старыми вязами». Вязов не было на сто километров в окружности, но название звучало лирично, и посетителям это нравилось. На пустынной террасе их ждал накрытый столик. За столиком, неуверенно поглядывая на прохаживавшегося поблизости метрдотеля, полные ожидания, сидели Род и Нис.

Сегодня Мари праздновала своё восемнадцатилетние, и Юл решил отметить его там же, где они отмечали её день рождения раньше. Правда, на этот раз празднование происходило на два месяца позже, чем полагалось, но тому были свои причины.

Кафе «Под старыми вязами» осталось прежним. Всё так же уютно было на скрытой в зелени террасе, так же пахло цветами, только теперь поздними, осенними, увядающими.

И метрдотель был тот же. Он только держался по-другому: ведь теперь за столиком сидели не робкие, решившиеся покутить юнцы, сидел богатый человек с уверенными манерами,

прикативший на дорогой серебристой машине» А что он и сейчас был юнец, это уже другой вопрос. Много денег в бумажнике прибавляют много лет в жизни.

Да, «Под старыми вязами» всё осталось по-прежнему.

Изменились только те четверо, что сидели за столом.

Нис вырос на целую голову, плечи его раздались. Некогда прямой нос был расплющен, скулы и надбровья хранили следы многих ударов. Только глаза были такими же светлыми и ясными, хотя в них затаилась озабоченность.

Род, наоборот, остался таким же щуплым и маленьким, зато у него изменились глаза — они были теперь холодные и настороженные.

Обед был недолгий и не очень весёлый. Юл незаметно поглядывал на часы, Мари не спускала с него влюблённых глаз, Нис молчал, ничего не пил и мало ел, И только Род был сегодня каким-то особенно возбуждённым и то и дело провозглашал тосты.

— За виновницу торжества мы пили (поклон в сторону Мари), за нашего благодетеля пили (насмешливый взгляд в сторону Юла), за завтрашнего чемпиона мира, перед которым Демпси и Луис что устрицы передо мной — хлоп, и нет, — пили (дружеский шлепок по широкой спине Ниса). За что ж ещё?

— Как за что? — вскричала Мари, — А за тебя! За твои успехи!

— Мои успехи? — Род усмехнулся. — Да, не мешает. Я ведь из нас троих один только не пробился в счастливчики. Юл — граммофонная звезда, миллионер. Скажи честно, сколотил первый миллиончик, а? Признайся.

Юл самодовольно улыбнулся.

— Нис тоже небось гребёт лопатой, — продолжал Род. — Сколько тебе этот матч с Робби Робинсоном принесёт?