Счастливчик Ген - [16]

— Прощения просим, — примирительно сказал один из стражников. — Обознались, с кем не бывает. Вы не скажете, милорд, куда побежал вор?

— Туда он побежал, — сказал я чистую правду, махнув рукой в переулок.

За то время, пока они меня мурыжили, вор вполне мог пробежать полгорода. Они и сами это прекрасно понимали, поэтому быстро собрались и ушли совсем в другую сторону.

Дома я сразу же рассказал Кларе о случившимся.

— Ты все сделал правильно, — сказала она. — И это еще раз показывает, насколько ты повзрослел за те дни, что живешь у нас.

— Как можно повзрослеть за несколько дней? — спросил я, осматривая себя, насколько это было возможно без зеркала.

— Ты повзрослел не внешне, поэтому можешь себя не рассматривать, — засмеялась она. — Изменились твои слова и поступки. Когда ты мне рассказывал о своем мире, это была речь ребенка, очень эмоциональная и не слишком связная, хотя я заметила, что ты пытался говорить так, чтобы мне было понятно. Сейчас ты говоришь так, как говорит взрослый, причем умный взрослый. И со стражей ты поступил так, как сделал бы умудренный опытом и очень предусмотрительный человек. Если бы ты сдался, бить тебя не стали бы из-за браслетов, но пришлось бы просидеть день в нашей тюрьме, а там, знаешь ли, не слишком приятно. Пока еще какой-нибудь чиновник соизволил бы послать за мной или Маркусом.

— Я и сам заметил изменения в своем поведении, — сознался я, — только объяснить их пока не могу.

— Может быть, это связано с тем, что дома ты вел беззаботную жизнь ученика, и все важные вопросы за тебя решали другие? — неуверенно предположила Клара.

— Об этом я тоже думал, — со вздохом сказал я. — Не получается. Так измениться за каких-то два дня… Может быть, это из-за того, что у нас было с Алиной?

— А, ерунда! — махнула рукой Клара. — От двух раз в тебе ничего не поменялось бы. Тут что-то тут другое. Не виноват ли в этом тот бог, который тебя послал?

— Я думаю, что они должны играть честно и не вмешиваться, иначе какая может быть игра с их способностями?

— Это, если вмешиваться по-крупному и так, чтобы было заметно. Многое еще зависит от правил игры, что допускается, а что нет. У нас мужчины играют в кости и в лаш, причем часто на деньги. Там за жульничество могут и убить. А вот у женщин есть такая игра — млашка. Правила там немного проще, чем в лаше, но допускается друг друга обманывать. Если никто не заметил, и ты выиграла, то потом можно даже похвастаться, и все будут восхищаться твоей ловкостью. А, если заметили, заработаешь штрафные очки и запросто можешь проиграть. Может, и у них так?

— Может быть, — пробормотал я, пытаясь понять, радоваться мне тому, что у меня украли кусок детства, или это, наоборот, повод для огорчения.

Если бы я сейчас попал домой, такое изменение вызвало бы нешуточные осложнения. Мне просто нечего было бы делать в своем классе. Меня уже совершенно не интересовало все то, чем мы там занимались, помимо занятий, а сами занятия с моей теперешней памятью… С другой стороны, моя неожиданная взрослость серьезно повышала шансы на выживание и победу в игре. Конечно, это при условии, что все остальные не получили того же самого.

Я уже обедал, поэтому сразу пошел к себе, удостоившись по пути в комнату многообещающего взгляда Алины. Вот еще тоже проблема. Если бы я дома узнал, что моего внимания домогается взрослая девушка, то просто бы в это не поверил. А если бы она мне это доказала делом, преисполнился бы гордости и вряд ли особенно думал о последствиях. Наверное, она вертела бы мной, как хотела. Здесь же я сам от такого отказываюсь и не потому, что мне неприятно общество Алины или то, что она вытворяет, а только из-за возможных последствий. Что это, если не признак зрелости?

Щеколда, на которую изнутри запиралась дверь в мою комнату, была точь-в-точь, как шпингалеты на наших окнах, только размером раза в два больше. Поэтому, запирая дверь, я напевал про себя примерно следующее:

— Первым делом, первым делом — шпингалеты, ну а девушки, а девушки потом!

К сожалению, голос у меня был не слишком красивый, и не получалось правильно воспроизводить мелодию. Надо будет поговорить с Маркусом, может быть, он что-нибудь сможет сделать. Надо пользоваться возможностью себя улучшить. Даже если я и не выиграю, вряд ли долго задержусь в обывателях, значит, если не убьют, все равно попаду домой. А дома такое всегда пригодиться, магов у нас не водится.

Первая попытка проверки новых способностей на книгах немного разочаровала. Да, я теперь все запоминал с первого прочтения, но читать быстро пока не получалось. Кроме того, мои движения приобрели порывистость, и я чуть было не порвал лист книги. Хорошая реакция — это неплохо, но быть таким дерганным… Я попробовал контролировать движения, сделать их более медленными и плавными. Не сразу, но получилось. Через некоторое время скорость чтения увеличилась. Буквы не казались такими чужими, и текст воспринимался уже не словами, а фразами. Если так пойдет и дальше, то я эти книги прочитаю дня за три. Я почти до самой темноты попеременно занимался чтением и письмом и впервые зажег лампу с помощью огнива. Процедура оказалась несложной. Как и объясняла Клара, я снял с лампы стеклянный колпак, положил прямо на фитиль лампы небольшой кусочек трута и, пока он не успел пропитаться маслом, начал ударами кремня по железу высекать сноп искр, направляя их на трут с фитилем. Уже от второго удара трут начал тлеть, а после того как я осторожно подул, вспыхнул небольшой язычок пламени, от которого тут же занялся фитиль. Потом осталось только пальцем сбросить чадящий комок трута и надеть колпак. Быстро и ненамного больше мороки, чем со спичками. Один раз Алина подошла и подергала дверь, сначала тихо, а потом сильней. В коридоре за дверью раздались шаги, и голос Клары выговорил служанке все, что она думает об озабоченных девицах, которые мешают мальчику заниматься из-за того, что у них зуд в одном месте. После этого все стихло, и меня уже никто не беспокоил. Утром хмурая девушка, подавая еду, чуть не разбила тарелку, грохнув ее передо мной на стол, за что тут же получила выговор от Клары. Я поймал себя на том, что мне ее немного жаль, но усилием воли выбросил жалость из головы. Ей были нужны мои браслеты, а не я, а мне сейчас нельзя было связывать себя с девушками. И рановато, и сильно отвлекало бы от основных задач, да и кто может сказать, что со мной будет завтра?