Счастливчик Джим - [42]

– Вы очень любезны, сэр, – сказал Диксон и состроил в микрофон постную рожу. – До свидания и еще раз благодарю вас, мистер Уэлч. Премного вам обязан.

– Всего наилучшего, Бизли, дружище.

Диксон откинулся на спинку стула и вытер пот с лица, испытывая желание вытереть все тело. Затем закурил сигарету. Испуг заставил его действовать очертя голову, но ничего непоправимого, как ему казалось, не произошло. Теперь главное заключалось в том, чтобы опередить Бертрана и как можно скорее самому разоблачить мистификацию. Кристину Кэллегэн необходимо ввести в курс дела, чтобы она хорошенько запомнила следующее: какой-то неизвестный, назвавшийся Аткинсоном, позвонил ей сегодня утром, отрекомендовался репортером газеты и пожелал получить некоторые сведения о Бертране. Затем, вскользь упомянув об «Ивнинг пост», спросил телефон Уэлчей и повесил трубку. Когда Бертран позвонит ей, она должна сразу же преподнести ему эту историю и сказать, что ей с самого начала все это показалось подозрительным и что голос «Аткинсона» напомнил ей кого-то из лондонских знакомых. Нужно назвать кого-нибудь, кто вполне способен разыграть их так или, во всяком случае, не совсем не способен на это. Она должна дать Бертрану понять – не особенно подчеркивая, чтобы не вызвать у него подозрений, – что «Аткинсон» звонил ей по городскому телефону, а не по междугороднему. Если она не проговорится, ни ее, ни Диксона разоблачить будет невозможно, даже если Бертран уже звонит сейчас в «Ивнинг пост» и разыскивает там Бизли. Единственная опасность заключалась в том, что Кристина не захочет принять участия в этой мистификации. Однако у Диксона имелись довольно основательные причины рассчитывать на ее согласие. Во-первых, она была благодарна ему за то, что он вызвался ей помочь, во-вторых, он успешно выполнил ее поручение, несмотря на все трудности, в-третьих – она же помогала ему расправиться с прожженными одеялами. Й, наконец, он ведь окажется в отчаянном положении, если правда выплывет наружу. Стоит Бертрану что-нибудь заподозрить, и он может заставить ее признаться, пустив в ход моральное давление. Но почему, собственно, он должен что-нибудь заподозрить? Едва ли ему может прийти в голову, что Кристина решится прибегнуть к помощи какого-то малознакомого провинциала, чтобы разузнать что-то насчет летнего бала, – хотя, в сущности, именно это она и сделала.

Сейчас прежде всего необходимо позвонить ей и хорошенько растолковать, что она должна говорить. И надо спешить, иначе он не успеет перекусить – в два часа ему уже надлежало в качестве наблюдающего присутствовать при сдаче письменных работ.

Однако прежде чем сдвинуться с места, он откинул голову на спинку стула, и безудержный хохот, оглушительный, как рев тромбона, вырвался из его груди. Как чудесно все получилось! Если даже сорвется, все равно чудесно! А сорваться не должно. Военные действия против Бертрана, так живо рисовавшиеся его воображению, когда он был в гостях у его родителей, начались, и притом с огромным тактическим успехом. Какой-то внутренний голос подсказывал ему, что военные действия уже сейчас становятся слишком опасными для человека, занимающего такое непрочное положение, как он, а упоение битвой заставляет его забывать об осторожности, но он заглушил этот предостерегающий голос новым тромбоноподобным раскатом хохота.

Затем он снова взял трубку, вызвал междугороднюю и назвал номер, который дала ему Кристина Кэллегэн. Пожалуй, не стоит рассказывать ей в подробностях всю беседу с Бертраном, подумал он. Прошла еще минута, и, подавшись вперед на стуле, он сказал:

– Мисс Кэллегэн? Отлично. Это Диксон. Теперь слушайте меня внимательно.

Глава Х

– Честное слово, Джеймс, она просто позеленела, – говорила Маргарет. – Разумеется, она держала себя в руках, но вы бы видели, как она сжала губы и сверкнула на него глазами! Ну, да вы знаете – Кэрол на этот счет мастерица. И я вполне ее понимаю – бросить это ей в лицо за чайным столом, в моем присутствии и в присутствии Уэлча!

– А что именно он ей сказал? – спросил Диксон, ухитрившись кое-как сделать поворот в углу бального зала и подводя Маргарет поближе к оркестру.

– Да очень просто: «Кстати, Кэрол, я хотел вам сказать, что Кристина в конце концов решила все-таки отправиться на этот бал и обещала привести своего дядюшку…» И добавил, словно в шутку: «Ну, и чтобы дядюшке не пришлось исполнять роль кавалера при своей племяннице, что как-то не годится…» – словом, какую-то чушь примерно в этом роде: «Лучше всего, я считаю, поручить эту роль мне, если, конечно, вы не возражаете…», точно она могла возражать, когда мы все тут сидели и слушали… «А Гор-Эркварт будет, я не сомневаюсь, счастлив сопровождать вас, Кэрол»… На том дело и кончилось.

– Да-а, – протянул Диксон. Танцы всегда давались ему с трудом, а тут еще перед ним все время маячило лицо Маргарет, которое то отдалялось, то приближалось, подпрыгивая по временам… При этих обстоятельствах блистать красноречием было нелегко, тем более что приходилось напрягать слух, чтобы за шарканьем множества ног и гулом голосов уловить звуки музыки.