Счастливая звезда (Альтаир) - [15]

— Митяй, ты забивал крышку? — на всякий случай спросил Лева и, получив отрицательный ответ, опять потянулся к телевизору.

Фонарь на экране медленно пополз вправо. Мелькнули окна сторожевой будки, приподнятый шлагбаум, женщина, стоявшая возле него. Послышался гудок. Вдаль по линиям рельсов убегали огни электропоезда. Не было никакого сомнения, что сейчас машина с «Альтаиром» пересекала линию железной дороги.

Передатчик выключился. Экран потемнел.

И Усиков и Митяй знали, что на их пути не было переезда, не было рельсов и шлагбаумов. Значит, машина с аппаратом направилась по другой дороге. Надежда, что можно встретить машину с Толь Толичем, ожидая ее на шоссе, исчезла.

Надо спросить у шофера. Вероятно, он знает, по какому шоссе она могла двигаться, если путь пересекался железной дорогой.

Митяй перелез через гору прессованного сена и Яростно застучал в крышку кабины.

Ребята, не таясь, рассказали шоферу о своем несчастье, и не только ему, но и сидевшей в кабине пожилой женщине, работнице фуражного склада. Она ехала в Москву, к больной дочери. Посетовали, погоревали, но выхода не нашли. Встретить машину Толь Толича почти невозможно. Неизвестно, куда она направилась. Есть разные пути, причем в трех случаях машина должна пересекать линию железной дороги. Правда, вероятнее всего, Толь Толич поехал по Осташковскому шоссе. Если сделать крюк и выбраться на это шоссе, то, пожалуй, есть надежда встретить машину недалеко от города.

Женщина уже позабыла о том, что ей нужно торопиться, больше всех ахала и настаивала на немедленных поисках аппарата. Избави бог, он пропадет! Что тогда с бедными студентами сделают их же товарищи? Такого несчастья никак нельзя допустить.

Выехали на Осташковское шоссе. Около часа ждали на перекрестке, останавливали все машины, похожие на ту, которую искали, но ничто не помогало.

Звезда «Альтаир» блеснула и исчезла. Она даже не могла передать отчаявшимся исследователям, что все-таки существует: ее последняя пятиминутная передача была еле-еле видна. Вероятно, машина с «Альтаиром» уехала далеко за пределы радиуса его действия.

Глава 4 КАК ИМ СМОТРЕТЬ В ГЛАЗА!

В этот вечер Вячеслав Акимович Пичуев долго не уходил из лаборатории. Пожалуй, только сейчас он почувствовал, что решение проблемы цветного изображения на большом экране близится к концу. Это и радовало инженера и в то же время волновало. Ему казалось, что слишком много энергии, времени, государственных средств потратили ученые, настойчивые изобретатели, а с ними и он, инженер Пичуев, для того, чтобы зрители немногих городов и их окрестностей увидели цветное кино на больших телевизионных экранах.

«Вот если бы зимовщики с мыса Желания одновременно с москвичами смотрели и футбол, и кино, и оперу! — думал Пичуев, машинально выбивая трубку о ножку кресла. — Тогда у них осталось бы очень мало невыполнимых желаний».

Нужна дальность, и никакими большими экранами, картинками в натуральных цветах ее не заменишь. Иногда казалось, что работа его бесцельна, преждевременна и он должен заниматься повышением дальности, а не цветом. Вот и сейчас, вспомнив об этом, он брюзжал:

— Послушайте, милая девушка. (Это провинилась Надя.) Чего вы там с тряпкой возитесь? Вызовите уборщицу.

— Не доверяю, Вячеслав Акимович. — Надя вытирала блестящую крышку нового проекционного телевизора. — Уж лучше сама.

Пичуев смотрел на потухший, темный экран и, уже не замечая Нади, продолжал думать о самом главном и неотложном. Как ни странно, но ему казалось, что когда много лет назад телевидение передавалось на длинных волнах, оно значило куда больше, чем сегодняшние достижения инженера Пичуева, практически решившего задачу цветного большого экрана.

Пусть в ярких, натуральных красках передается картинка, пусть раскладывают ее инженеры на тысячу строк, чтобы возможно точнее передать движение ресниц, даже родинку на левой щеке, — и, однако, все это не то… Помнит Пичуев свои юношеские годы. Тогда за тысячу километров от Москвы он видел на тусклом оранжевом экранчике величиной с пятачок живое лицо артиста. Эта передача велась на длинных волнах с обыкновенной, а не телевизионной радиостанции; после сеанса телевидения на этой же волне можно было слушать последние известия. Гудел моторчик вращающегося диска с крохотными квадратными дырочками, за ним мигала неоновая лампочка, на круглом электроде которой угадывалось изображение. Всего тридцать строк четкости, а не сегодняшние шестьсот двадцать пять, минимальное число квадратиков или точек, составляющих мерцающее поле пятачка-экрана. На изображение глаза артиста приходилось всего две-три точки, — вот тут и чувствуй вздрагивание ресниц! Но восторженные любители не замечали и не хотели замечать этого. Пусть плохо видно, но издалека, из Москвы!

Слишком дорогой ценой заплатили зрители за высокую четкость и сравнительно большой экран домашнего телевизора. Они могут различать ресницы, но только вблизи от телецентра. За несколько сот километров от него ничего не видно, никаких следов изображения.

Капризны ультракороткие волны, но для того, чтобы на экране получить хорошую четкость, только они могут использоваться в телевидении. По своей природе такие волны приближаются к лучам света. Не проходят они сквозь толщи гор, густые леса, сквозь железобетонные строения в городских кварталах. Не могут они огибать кривизну земли. Вот почему антенна Московского телецентра поднята высоко над городом. Ее поместили на стопятидесятиметровую башню, построенную много лет назад талантливейшим советским инженером Шуховым.