Счастливая ностальгия. Петронилла - [48]

– Никогда.

Рассказывать она мне ничего не захотела. Похоже, бедствие достигло немыслимых размеров.

Наше совместное проживание длилось около трех месяцев и оказалось весьма непростым. Петронилла не переносила ни пыли, ни оранжевого цвета, ни запаха сыра, ни моих сухих цветов, ни музыки («Твои готические хоралы – это отвратительно!»), ни моего образа жизни («Ты считаешь себя бельгийкой, а на самом деле – немка!» Я так и не поняла, что она имела в виду).

Я, со своей стороны, нашла, что она очень изменилась. Непереносимость этого неизвестного лекарства стала причиной глубоких изменений в ее характере: она сделалась типичным ипохондриком, стала сверхчувствительной к шуму и некоторым очень странным вещам, например к конфетам M&Ms, моей картине: подсолнухи под снегом, подсвечнику на кухне («Это же надо додуматься – подсвечник на кухне!»). Наконец, она плохо ладила с моими кактусами. Даже пить с ней шампанское стало не так приятно, как раньше. Я чувствовала, что Петронилла постоянно напряжена, ее нервы на пределе. Мы часто спорили по совершенно непонятным поводам.

Однажды я имела неосторожность раскритиковать лекарства, которые разрушили ее здоровье. Мое замечание вызвало у нее приступ ярости – Петронилла собрала вещи и ушла. Я поняла, что эту тему затрагивать не стоит.

Нет ничего нового в этом мире: даже если ты кого-то любишь, это не значит, что ужиться с этим человеком просто. Петронилла могла молчать неделями. За время нашего совместного проживания было столько таких молчаний. Сейчас я даже гордилась ею: храбрый солдат, который не пытался отсидеться в кустах во время боя и, вернувшись израненным, но победившим, вновь устремился на литературный фронт.

В нашу эпоху жеманства, когда любят к месту и не к месту употреблять слово «насилие», молодая писательница рисковала собственным здоровьем, чтобы иметь возможность писать. Она явилась своеобразной иллюстрацией к тексту Лейриса «Литература как искусство боя быков», соединив писательскую деятельность с реальной опасностью, тем самым увенчав литературу неактуальным ныне лавровым венком.

Когда Петронилла ссорилась со мной, я оставляла инициативу за ней. Через несколько месяцев она связалась со мной, чтобы сообщить, что в издательстве «Фламмарион» выходит ее новый роман и что она теперь литературный критик в серьезном люксембургском еженедельнике. Последнее меня поразило.

– Какая связь: ты и Люксембург? У тебя что там, тайный счет в банке?

– Ты же знаешь, денег у меня нет.

Так оно и было. Я не знала никого, кто был бы беднее ее. Однажды, когда я увидела на ней рваные носки, я предложила ей купить новые; она ответила, что не стоит, можно ведь надеть сразу несколько пар. «Носки никогда не протираются в одном и том же месте», – философски заметила она.

– Но как тебе удалось получить такое престижное место?

– Это сложно объяснить.

Вся жизнь Петрониллы изобиловала подобными тайнами. Этой авантюристке от литературы вполне хватало житейской сметки. Довольно скоро ее литературную хронику стали читать многие французы, изумленные оригинальностью ее суждений и изяществом стиля. Она сделалась особой, с чьим мнением считались.

У этого статуса есть одна опасность: довольство собой. Сколько людей воспользовались бы этой ситуацией и принялись изображать из себя генерала от литературы? Роман «Расположение теней» принес ей престижную литературную премию, как и предыдущий роман, – любой другой писатель стал бы хвалиться этим ad nauseam.[33] Петронилла, казалось, даже не заметила премии.

Кажется, это началось в следующем году. Трудно рассказывать о явлении, о котором почти ничего не знаешь.

Похоже, Петронилла влюбилась. Но я не уверена.

В кого? Я тем более об этом не знаю. Чем все закончилось? Неизвестно.

Поскольку она вновь стала моей компаньонкой по выпивке, я допрашивала ее с пристрастием, когда мы обе достигали определенного градуса. Безрезультатно. Выпив шампанского, она болтала о чем угодно, только не об этом.

К тому же это не мешало ей писать. Как известно, любовь вдохновению не помеха.

В 2012 году она опубликовала самый прекрасный из известных мне аллегорических романов – «Ближайшие». Затем фантастический роман о татуировке «Кровь печали». Хоть это не бросалось в глаза, каждая ее книга была в своем роде историей любви.

Петронилла много путешествовала. После поездки в Будапешт она надолго пропала в Нью-Йорке. Она говорила, что, подобно Фредерику Моро из «Воспитания чувств», хочет испытать эту «меланхолию пароходов».

– Ты поплыла в Нью-Йорк на пароходе? – изумилась я.

– Главное – самой в это верить, – загадочно ответила она.

* * *

В начале 2014 года до меня дошли слухи столь невероятные, что я не хотела в них верить, – будто бы Петронилла несколько раз в неделю в одном подозрительном ночном заведении играет в русскую рулетку.

Я расхохоталась от всей души и собиралась уже позвонить вышеупомянутой особе, чтобы поведать, какие слухи о ней ходят. «Это приписывают только тому, кто на такое способен», – собиралась я ей сказать, но тут она объявилась сама.

– Я не смогу прийти в четверг вечером.

– В какой четверг вечером? В следующий?