Счастливая неудача. История на реке Гудзон - [3]
Он склонил свою почтенную голову, и — клянусь жизнью — что-то похожее на дождевую каплю скатилось с моей щеки и упало в речную заводь.
— Поворачивайте!
Мы стали поворачивать.
— Еще немного!
Мы повернули еще немного.
— Еще немно-ожечко!
Мы повернули еще немно-ожечко.
— Еще немно-ожечко, совсем чуть-чуть!
Собрав остатки сил, мы повернули еще немно-ожечко, совсем чуть-чуть.
Все это время дядюшка стоял, согнувшись, и старался заглянуть под низ ящика — туда, где лежали свернувшиеся анаконды и кобры, однако машина уже достаточно глубоко увязла в иле, и он ничего не мог увидеть.
Тогда дядюшка выпрямился и, по щиколотку в тине, решительно обошел вокруг ящика, лучась довольством и не выказывая ни малейшей тревоги или озабоченности.
Впрочем, было ясно, что произошла какая-то неполадка. Но поскольку я продолжал оставаться в полном неведении относительно устройства таинственного аппарата, то и не мог сказать наверняка, в чем именно заключалась неисправность и какие меры должны были быть приняты к ее устранению.
Снова, на этот раз еще медленнее, дядюшка обошел ящик: заметно было, что он борется с нарастающим раздражением, но все-таки не теряет надежды.
Все свидетельствовало о том, что предполагаемый эффект так и не наступил. Я был совершенно уверен, что уровень воды у моих ног нисколько не понизился.
— Поверните еще немножечко, самую чуточку!
— Дядюшка, дальше поворачивать просто некуда. Разве вы не видите, что ящик уже перевернут?
— А ну-ка, Йорпи, убери свои копыта из-под ящика!
Эта вспышка со стороны дядюшки показалась мне плохим признаком.
— Наверняка можно перевернуть ящик еще самую чуточку!
— Ни на волос, дядюшка.
— К дьяволу этот проклятый ящик! — взревел дядюшка голосом громовым, как внезапно налетевший шквал. Подскочив к ящику, он пнул его босой ногой и сокрушил боковую доску. Затем схватил ящик, вытряхнул из него всех кобр и анаконд и, перекрутив и разорвав их на части, расшвырял по сторонам.
— Остановитесь, дядюшка, дорогой дядюшка, ради бога, остановитесь! Не разрушайте в минуту буйного ослепления то, что взлелеяли душой за долгие годы самоотверженного труда. Остановитесь, заклинаю вас!
Моя страстная речь и брызнувшие из глаз слезы возымели свое действие: дядюшка, прекратив яростное разрушение, оцепенело воззрился на меня невидящим взглядом, словно поврежденный в рассудке.
— Еще не все потеряно, дядюшка! Аппарат можно восстановить. У вас есть молоток и клещи — соберите детали вместе, испытаем его снова. Пока есть жизнь — есть и надежда.
— Отныне мне остается одно отчаяние, — простонал дядюшка.
— Нет, дорогой дядюшка, давайте, давайте скорее — соедините вот эти штуки, а если нельзя обойтись без других инструментов, испытайте хоть одну какую-то часть — не все ли равно? Попробуйте, дядюшка, попробуйте скорее.
Моя неотвязная настойчивость, кажется, повлияла на дядюшку. Неподатливый корень надежды, так и не выкорчеванный до конца, чудесным образом пустил последний побег.
Тщательно отобрав из остатков аппарата несколько наиболее затейливых обломков, дядюшка непонятным способом ухитрился сцепить их вместе, после чего, очистив ящик, не спеша вставил их внутрь и приказал нам с Йорпи, стоявшим там же, где и в прошлый раз, снова перевернуть ящик.
Мы послушно перевернули — и, так как ни малейшего результата не последовало, я ждал, что вот-вот послышится знакомая команда перевернуть ящик еще чуточку, однако, поглядев на дядюшку, замер в ужасе. Лицо его съежилось и потемнело, словно высохший лимон. Я выронил ящик — и, бросившись к дядюшке, едва успел подхватить его под руки.
Оставив злосчастный аппарат на том самом месте, где он был брошен, мы с Йорпи помогли дядюшке добраться до шлюпки и молча отчалили от Куошского острова.
Как стремительно уносило нас течение! А как тяжело приходилось нам еще совсем недавно! Мне вспомнились слова дядюшки, сказанные им не далее как час тому назад о том, что всеобщий поток увлекает человека в пучину забвения.
— Малыш! — промолвил наконец дядюшка, приподнимая голову.
Я пристально посмотрел на него — и с радостью убедился, что признаки грозной болезни почти исчезли с его лица.
— Малыш, что может изобрести в этом старом-престаром мире какой-нибудь старый человек?
Я промолчал.
— Малыш, послушайся моего совета и никогда не пытайся докапываться ни до чего, кроме счастья.
Я не сказал ни слова.
— Малыш, меняй курс — мы плывем обратно, за аппаратом.
— Дядюшка!
— Из него получится неплохой дровяной ящик, малыш. А верный старый Йорпи сможет выручить за лом деньги себе на табак.
— Торокой старый хосяин! Это перфый топрый слофо про Йорпи за тесять толких лет. Плакотарю от туши… Ты снофа стал сопой, масса, за тесять толких лет.
— А что толку? — вздохнул дядюшка. — Но теперь все кончено. Малыш, я рад, что потерпел неудачу. Она сделала из меня доброго человека. Поначалу было очень тяжко, но я рад, что так вышло. Хвала господу за неудачу!
Говорил он истово, и лицо его светилось необыкновенной серьезностью. Мне не забыть этого выражения. Если случившееся превратило дядюшку в доброго старика, то меня — в умудренного юношу. Пример заменил мне опыт.
По прошествии нескольких лет здоровье моего дорогого дядюшки пошатнулось, и после безропотного осеннего увядания он мирно отошел к праотцам, а преданный старина Йорпи закрыл ему глаза. Когда я глядел на достойное лицо дядюшки в последний раз, мне почудилось, будто бледные губы его шевельнулись. И послышалось мне его пламенное, вырвавшееся из глубины души восклицание:
«Моби Дик» Германа Мелвилла (1819—1891) считается самым великим американским романом XIX века. В центре этого уникального, написанного вопреки всем законам жанра произведения, – погоня за Белым Китом. Захватывающий сюжет, эпические морские картины, описания ярких человеческих характеров в гармоничном сочетании с самыми универсальными философскими обобщениями делают эту книгу подлинным шедевром мировой литературы.
Известный американский писатель Герман Мелвилл (1819—1891) в течение многих лет жизни был профессиональным моряком. С 1842 г. ему довелось служить на китобойном судне, промышлявшем в водах Тихого океана; через полтора года, не выдержав жестокого обращения капитана, он во время стоянки в порту одного из Маркизских островов, сбежал с судна и оказался в плену у жителей, населявших одну из плодородных долин острова. Этот случай и рассказ о жизни у племени тайпи лег в основу настоящей книги. В романе «Тайпи» описывается пребывание автора в плену у жителей одного из островов Полинезии.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Герман Мелвилл (1819–1891) — классик американской литературы, выдающийся писатель-романтик.В третий том Собрания сочинений вошли повести и рассказы («Писец Бартлби», «Энкантадас, или Заколдованные острова», «Билли Бадд, фор-марсовый матрос» и др.); а также избранные стихотворения из сборников «Батальные сцены, или Война с разных точек зрения», «Джон Марр и другие матросы», «Тимолеон и другие стихотворения» и посмертно опубликованных рукописей.
Герман Мелвилл, прежде всего, известен шедевром «Моби Дик», неоднократно переиздававшимся и экранизированным. Но не многие знают, что у писателя было и второе великое произведение. В настоящее издание вошел самый обсуждаемый, непредсказуемый и таинственный роман «Пьер, или Двусмысленности», публикуемый на русском языке впервые. В Америке, в богатом родовом поместье Седельные Луга, семья Глендиннингов ведет роскошное и беспечное существование – миссис Глендиннинг вращается в высших кругах местного общества; ее сын, Пьер, спортсмен и талантливый молодой писатель, обретший первую известность, собирается жениться на прелестной Люси, в которую он, кажется, без памяти влюблен.
Текст этот – правдивое описание крушения китобойца «Эссекс» и последующих страданий двадцати человек, оказавшихся на трех слабых вельботах посреди Тихого океана. «Эссекс» был торпедирован китом в 1819 году, книгу о нем написал выживший первый помощник капитана по имени Оуэн Чейз. Крушение китобойца, вернее, предлагаемый рассказ о нем, послужило одним из двух основных источников вдохновения для «Моби Дика» Германа Мелвилла (второй – «Моча Дик, или Белый кит Тихого океана» Рейнолдса 1839 года). Правда, в то время как повествование Мелвилла заканчивается нападением кита на корабль, в описании крушения «Эссекса» с нападения все, по сути, только начинается.
«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».
«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».
«Ему не было еще тридцати лет, когда он убедился, что нет человека, который понимал бы его. Несмотря на богатство, накопленное тремя трудовыми поколениями, несмотря на его просвещенный и правоверный вкус во всем, что касалось книг, переплетов, ковров, мечей, бронзы, лакированных вещей, картин, гравюр, статуй, лошадей, оранжерей, общественное мнение его страны интересовалось вопросом, почему он не ходит ежедневно в контору, как его отец…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.