Счастливая неудача. История на реке Гудзон - [2]
— Мир успел с тех пор дважды сам себя обогнать, — надменно провозгласил дядюшка. — Окажись этот римский император здесь, так я бы показал ему, на что способен наш просвещенный век.
Видя, что гнев дядюшки остыл и к нему вернулось прежнее благодушие, я осмелился сделать еще одно замечание.
— А все же, дядюшка, грести по этакому пеклу — дело нелегкое.
— Слава, юноша, не дается легко. Чтобы ее достичь, надо потрудиться: долго грести, да еще против течения, вот как мы сейчас. Ведь человеку, увлекаемому всеобщим потоком, суждено тонуть в пучине забвения.
— Но, дорогой дядюшка, объясните, пожалуйста, для чего же нам нужно грести так долго? Подумайте-ка, целых десять миль! Насколько я понимаю, вы предполагаете подвергнуть ваше удивительное изобретение испытанию. Но разве нельзя провести такое испытание в любом другом месте?
— Простак, — ответствовал дядюшка, — ты что же, хочешь, чтобы какой-нибудь злостный соглядатай похитил у меня плоды десятилетнего упорнейшего труда? Замыслив свой проект в одиночестве, я испытаю его в уединенном уголке. Если меня постигнет неудача, ибо и такое возможно, — это останется нашей фамильной тайной. А в случае успеха, обеспечив себе полную секретность, я смогу потребовать любую сумму за обнародование своего открытия.
— Простите, дорогой дядюшка, вы мудрее меня.
— Мудрость, юноша, приходит, как говорится, вместе с возрастом и сединами.
— Взгляните на Йорпи, дядюшка: вы полагаете, что под его седой шевелюрой кроется ум, изощренный годами?
— Я тебе не Йорпи! Держи крепче весло, юнец!
Резкий тон дядюшки снова заставил меня умолкнуть. Наконец шлюпка коснулась дном отмели — ярдах в двадцати от заросшего густым лесом острова.
— Тихо! — прошипел дядюшка. — Не шевелиться! — Он замер на месте, пристально оглядывая оба берега реки, русло которой было здесь особенно широким.
— Подождем, пока вон тот всадник проедет мимо! — зашептал он, указывая на едва заметную точку, перемещавшуюся по дороге, которая вилась меж крутых скал обрывистого берегового склона. — Так-так, вот теперь он скрылся за деревьями. Быстрее, Йорпи! Осторожнее, говорю тебе! Прыгай за борт, вытаскивай ящик и… Стойте!
Мы снова окаменели.
— Не сидит ли какой-то мальчишка, словно Закхей [4], вот там, на дереве? Взгляни-ка, юнец, вон туда, где на том берегу фруктовый сад! У тебя глаза молодые, зоркие — видишь?
— Дядюшка, сад я вижу, но никакого мальчишки там нет.
— Говорю, это шпион — уж я-то знаю! — оборвал меня дядюшка и приставил к глазам руку козырьком, напряженно всматриваясь вдаль. — Не трогай ящик, Йорпи! Пригнитесь оба, слышите? Да ниже, ниже!
— Но зачем, дядюшка? Вглядитесь, это просто засохшая ветка. Я вижу ее как нельзя лучше.
— Это совсем не то дерево, — проговорил дядюшка с заметным облегчением, — но наплевать: черт с ним, с этим мальчишкой! Йорпи, прыгай за борт и бери ящик на плечи. А ты, малый, сбрось башмаки, закатай штанины и следуй за мной. Осторожнее, Йорпи, осторожнее! Эта вещь дороже, чем мешок золота.
— Тороше не тороше, но тяшелее, — пробурчал Йорпи, шлепая по мелководью и шатаясь под тяжестью своей ноши.
— Так, остановись там, у кустов, между ирисами, так — легче, легче! — опускай на землю, ставь вон туда. А ты, малый, что? За мной! Да смотри — на цыпочках!
— Я не могу брести вброд и увязать по колено в грязи на цыпочках, дядюшка; к тому же, не понимаю, зачем это нужно.
— На берег, сэр — и немедленно!
— Дядюшка, да я ведь уже ступил на берег.
— Тихо! За мной — и ни гу-гу!
Согнувшись чуть ли не вдвое, мы пробрались в тени зарослей через высокие ирисы, соблюдая все меры предосторожности, и тогда дядюшка с опаской извлек из своих громадных карманов молоток и клещи и тут же принялся за ящик. Заслышав какой-то шум, он встрепенулся.
— Йорпи, — прошептал он, — иди направо, за кусты, и сторожи там. Если увидишь кого-нибудь, свистни тихонько. А ты сторожи слева.
Мы повиновались. До нас доносились мощные удары молотка, сопровождаемые позвякиванием; вскоре, однако, дядюшка решил прервать свое уединение и громко скомандовал нам вернуться.
Вновь мы подчинились приказу и по возвращении обнаружили, что верхняя крышка ящика снята. Движимый нетерпением, я заглянул внутрь и увидел невероятное множество металлических труб и трубочек всевозможных видов и размеров, переплетенных и спутанных в один чудовищный клубок. Больше всего это походило на гигантское гнездо анаконд и кобр.
— А теперь, Йорпи, — вдохновенно заговорил дядюшка, охваченный предчувствием близкого триумфа, — стань по эту сторону и готовься переворачивать ящик, как только я подам знак. А ты, юноша, стань по другую сторону. Смотрите же, не вздумайте сдвинуть его хотя бы на дюйм. Все зависит от правильной установки.
— Не беспокойтесь, дядюшка. Я буду точен, как щипчики для бровей.
— Я не потниму тяшесть, — пробормотал старый Йорпи, — пока снак не путет. Не песпокойтесь.
— Мой мальчик, — произнес дядюшка, возводя глаза к небу, и черты его озарились светом подлинного благородства. — Пробил час — тот заветный час, предвкушение которого укрепляло меня долгие десять лет мучительной безвестности. Слава тем слаще, чем позже она приходит, и убеленному сединами старцу она подобает более, нежели такому юноше, как ты. Вседержитель, я славлю Тебя и Твои дела!
