Счастлив как бог во Франции - [21]

Поднявшись вместе с Агатой в мансарду, я почувствовал себя крайне неловко. Нам пришлось спать в одной постели, словно брату с сестрой. Утром я был вынужден уйти, чтобы не мешать ей заниматься туалетом. Вернулся я только в полдень, раздираемый противоречивыми чувствами. С одной стороны, я был доволен удачной вербовкой, но меня беспокоила реакция Милы на неосторожное поведение. Я был уверен, что ей вряд ли понравится, что я оказался в мансарде не один.

В субботу перед встречей с Милой я попросил Агату пойти погулять пару часов. Она исчезла, не задавая лишних вопросов. Мила появилась в назначенный час в хорошем, как мне показалось, настроении.

Из небольшого оконца мы могли видеть крыши соседних домов, похожие на дворовых псов, валяющихся животами кверху под теплыми лучами весеннего солнца. Мила впервые обратила на меня внимание, хотя это мог быть и последний раз, поскольку то, что она собиралась сказать мне, вполне было способно лишить нас нашего общего будущего. Руководитель нашей сети назначил меня своим заместителем. Я должен был руководить командой героев, которой было поручено следить за рейдом, откуда в море выходили немецкие подлодки, чтобы атаковать конвои союзников. Они делали это весьма успешно, отправляя на дно сотни судов. Англичане, которым надоели ссоры между разными подпольными организациями французов, решили создать свою собственную тайную сеть. От них регулярно поступали деньги, а к ним так же регулярно должна была поступать информация, которая позволила бы отправлять на дно смертоносные немецкие субмарины сразу же после выхода из гавани в открытое море. Нужна была информация, ничего, кроме информации. Я должен был также координировать действия работавших на нас в арсенале докеров. Ко мне должны были стекаться все детали, любые слухи, даже самые незначительные. Полученные сведения после обработки полагалось предавать Миле два раза в неделю. Наша группа, руководителем которой я был назначен, помещалась в большом кафе, расположенном неподалеку от гавани, где базировались немецкие подлодки. В этом кафе немецкие подводники проводили все свободные вечера, в том числе и последний вечер перед выходом на задание. И именно сюда они приходили, когда возвращались на базу, чтобы отпраздновать очередную отсрочку. Если морские глубины не захотели поглотить их, то теперь они могли надеяться получить очередной отпуск на родину. Наш бар был единственным мирным местом в мире, пропитанном запахами смолы, бензина и ржавого железа, изъеденного соленой морской водой. Не знаю, как это удалось Миле, но она добилась, чтобы меня приняли на работу официантом в этот бар. Малышка Агата должна была присоединиться ко мне, чтобы работать тоже официанткой, а при необходимости и проституткой. В баре до меня уже устроился один наш человек. Он был поваром и одновременно обеспечивал заведение всем необходимым как снабженец. Эти обязанности позволяли ему собирать интересующие нас сведения от докеров, работавших на немцев в гавани. Они знали только его, а он, в свою очередь, знал только меня. Мила знала, что хозяин заведения был связан с немецкой контрразведкой. Он сообщал в гестапо о подозрительном поведении работавших в кафе французов, а заодно и о некорректных высказываниях подвыпивших немецких подводников, обычно начинавших вести себя слишком непринужденно после третьего стакана шнапса. Мила также сообщила мне, что агентами немцев были две работавших в кафе официантки из местных. В этом заведении, где я должен был провести несколько месяцев, хищники и их жертвы были перемешаны в близости, которая в любой момент могла перерасти в настоящую бойню.

Пока Мила подыскивала для Агаты жилье поблизости от гавани, я рассказывал ей о правилах поведения и о том, что она должна была говорить о себе коллегам по работе. При этом я изображал нас как своего рода тайную полицию, следившую за обычной полицией Петена. Как недреманное око правосудия, следившее за порядком в стране. Мне пришлось прибегнуть к подобному варианту, так как я понял, что Агата слишком простодушна, чтобы вести двойную игру. Даже если она принимала свою роль близко к сердцу, она оставалась самым слабым звеном в нашей сети. Но мы нуждались в информации, которую можно было извлечь из пьяной болтовни немецких моряков, когда совместное воздействие алкоголя, желания и страха подталкивало их к излияниям на грани между надеждой и отчаянием. В такой обстановке едва ли не любой секрет неизбежно оказывался на кончике языка. Мила также сообщила мне, что один из сотрудников префектуры, тоже наш человек, рекомендовал меня и Агату хозяину кафе, заигрывавшему с полицией и больше заботившемуся о выручке от спиртного, чем о своей чести француза.

Наступило время, когда должен был распахнуться занавес перед сценой на которой будет разыгрываться спектакль без зрителей и без заранее известного финала.

13

Все было готово, оставалось только молиться. Так, как может молиться коммунист. Страстно надеясь, что ни одна песчинка не вызовет сбой запланированной партии фальшивого покера.

Во время нашей третьей встречи Мила не проявила ни капли дружелюбия. Она явно решила сохранять безопасную дистанцию. Подчеркнуто старалась держаться как можно более холодно, как будто малейшее проявление теплоты ко мне могло повлиять на исход нашей операции. Мне хотелось надеяться, что в ее внешне столь безразличном отношении ко мне таились признаки печали, как будто она предчувствовала, что рано или поздно обстоятельства заставят нас расстаться навсегда. Особенно тщательно она старалась создать вокруг себя непроницаемую оболочку. Она не поддавалась воздействию слов и чувств. Всего, что могло создать между нами хотя бы намек на интимность. Более того, при каждом удобном случае она старалась показать себя с отрицательной стороны. Конечно, такое ее поведение выглядело весьма неестественно, но даже оно умиляло меня и еще крепче привязывало к ней.