Счастье взаимной любви - [44]

— Жалуйся. Не ты первая. Но поначалу уясни, что ты приехала в Латвию, в Ригу. И законы своего города можешь заткнуть себе в задницу. Уже за то, что ты без документов, я могу тебя задержать. А когда ты принесешь, положим, паспорт, то в нем, конечно, не будет рижской прописки, что есть нарушение паспортного режима, то есть нечто вроде маленького преступления. Где работаешь?

— Пока не работаю.

— Ясно. Так и знал. А потому у меня есть все основания отправить тебя на проверку в венерологический диспансер. Вполне по закону. Твои подруги называют диспансер «триппер-баром». Отсидишь там две-три недели, и если у тебя со здоровьем все в порядке, то выйдешь из него. Чтобы через три дня вернуться обратно. По второму и третьему кругу. Все ясно?

Аня не ответила. Прописки у нее не было — Михаил Шломович за суетой своих дел никак не мог оформить это дело, поскольку не считал его существенным. И неожиданно Аня поняла, что положение ее скользкое, ненадежное, и если сейчас беседа с этим непонятным, но явно опасным и достаточно сильным человеком пойдет не по тому руслу, то серьезных неприятностей ей, Ане, не избежать. Но пока, хотя он и «тыкал» нагло, ничего угрожающего не намечалось.

— За что меня в «триппер-бар»? — спросила она.

Он прищурился от дыма собственной сигареты, впился глазами в Аню и произнес, словно рассуждая, точнее, определяя место Ани под рижским солнцем:

— Ты, понятно, еще не проститутка… Не кадровый товарищ. Пока, во всяком случае. Так сказать, «честная давалка». Но время от времени получаешь за свои услуги всякие подарки. От моряков, рыбаков, может быть, от иностранцев и прочих желающих тебя поиметь. Но даже если ты профессиональная проститутка и я тебя проглядел, то посадить не могу, поскольку проституции в СССР нет. Но есть разного рода умные указы, которые ограничивают деятельность женщин легкого поведения. Я могу бесконечно сажать тебя в «триппер-бар», могу упрятать на сутки в изолятор за то, что ты ругаешься матом в общественных местах, и в конце концов, привлечь за тунеядство.

— Так что же, я вовсе бесправная? Изгой?! — с вызовом спросила Аня.

— Нигде не учишься?

— Пока нет.

— Ребенка тоже нет?

— Нет.

— Тогда тебе крышка, дорогая, — с непонятным облегчением улыбнулся Штром. — На тебя набирается куча статей, и никакой адвокат не поможет, поскольку никаких смягчающих обстоятельств не найдет.

«Заплакать, что ли? — подумала Аня. — Можно, да что это даст? Мужик наверняка столько бабьих слез перевидел на своей работенке, что они для него что освежающий летний дождик. Но ведь как-то защищаться надо, иначе действительно окажешься со шлюхами и проститутками в «триппер-баре»!» Но в голову ей не приходило никаких разумных идей, да еще мешала звучавшая по динамику музыка из зала.

— С кем ты сюда пришла? — спросил Штром.

— С подругой.

— Сармой?

— Сармой.

— Кира Герасимова давно знаешь?

— Первый день.

— А кто он, знаешь?

Что-то в этом вопросе было подспудное, со вторым значением. И отвечать односложно было неразумно. Быть может, от этого ответа зависела ее удача, маленькая удача. Без потерь закончить беседу казалось Ане совершенно не осуществимым. Инспектор по прозвищу «папашка Штром» вцепился в нее жестоко и намертво, это Аня уже понимала.

— Слышала кое-что, — неопределенно ответила она и ляпнула наудачу: — По-моему, он «жирный кот».

Штром глянул на нее удивленно и засмеялся дребезжащим смешком.

— Да нет. До «жирного кота» Кир еще не дорос. Пыль в глаза пускает, по мелочевке работает. А с Сармой где познакомилась?

— На пляже.

— А не на панели?

— Я на панель не хожу.

— Валютой промышляешь?

— Зачем?

— Это уж тебе надо знать — зачем? — Он скользнул взглядом по фигуре Ани и спросил: — Ты в кафе без сумочки пришла?

— Ну как же без сумочки! — ответила было она, и тут же ледяной страх сковал ей сердце. Черт возьми! Ведь в сумочке, оставленной в зале случайно, как раз лежит валюта! Та самая валюта, которая перепадала ей крайне редко! Это уж совсем плохо.

Увидел ли Штром смятение в глазах Ани или действовал с привычной пунктуальностью, но он поднялся из-за стола, прошел к дверям и позвал кого-то.

— Мирдза, сходи в зал и найди Сарму. Около нее лежит сумочка моей знакомой. Пусть Сарма принесет ее сюда. И свою сумку тоже.

Он вернулся к столу, все такой же невыразительный и скучный.

— С иностранцами встречаешься?

— Нет.

— Опять врешь. В конце зимы я тебя видел в Доме моряка.

— Я была там с рыбаком. Нашим.

— Не негром?

— Да нет же, наш! Русский. Или латыш.

— Уже лучше, — усмехнулся Штром.

— В каком смысле?

— А в том, что на худой конец прихватишь сифилис, а не СПИД и нас этой дрянью не заразишь. Вот в каком смысле. Так что, так или иначе, дорогая, а проверить в нашем веселеньком «триппер-баре» тебя придется.

— Придется так придется, — неожиданно для себя согласилась Аня. В голове ее мелькнула безнадежная мысль, что все его угрозы пока полные пустяки. А по-настоящему дело начнется тогда, когда Сарма принесет ее сумочку с валютой. Вот тут уже грядут грозные неприятности, финал которых непредсказуем.

Сарма появилась в кабинете через минуту, и вид у нее был откровенно просительный, до полной униженности. Ничего гордого и независимого от статной красавицы не осталось — нищенка, да и только. Обе сумочки, свою и Ани, она держала в руках, словно раскаленные куски металла.