Счастье-то какое! - [2]

Вот и разгадка феномена русских финалов. Вот почему вскоре тот же закон переместился в кино. Русские по-другому не понимают и не чувствуют. Так что когда американцы и европейцы под титры ликовали, радовались соединению возлюбленных, внезапному наследству, прощению, преображению, освобождению героев от всех бед и невзгод, русские испытывали катарсис, наблюдая, как главный герой умирает, а любящие друг друга люди разъезжаются навсегда. В мгновение счастья обязательно заколачивался гвоздь.

Формула этой любви скрыта в стихотворении Батюшкова, посвятившего свой текст как раз Аркадии счастливой и жившей в ней пастушке.

Подруги милые! в беспечности игривой

Под плясовой напев вы резвитесь в лугах.

И я, как вы, жила в Аркадии счастливой;

И я, на утре дней, в сих рощах и лугах

Минутны радости вкусила:

Любовь в мечтах златых мне счастие сулила;

Но что ж досталось мне в прекрасных сих местах?

Могила!

Но, вопреки очевидному, мне отчего-то по-прежнему хотелось прочитать, наконец, истории на русском языке – о счастье, не лубочном, не украденном на два часа, а глубоком, долгом, свободном, безбрежном, без крышек и могил. И пусть любимый русскими авторами механизм, который они ошибочно связывали кто с христианской системой ценностей, кто с законами бытия – «счастье надо заслужить», – наконец хряпнет и сломается, потому что он ложь, обман, сужение бесконечности неба. Ничего не надо заслуживать. Бог милостив. Радуйся и веселись. И еще мне хотелось понять, какое же оно, наше русское счастье сейчас, сегодня, в XXI веке. При каких условиях и в каких пределах возможно.

Так и родился этот сборник.

Вместе с Редакцией Елены Шубиной мы попросили современных авторов написать рассказ или эссе про счастье. А чтобы картина получилась полноцветной, обратились не только к известным, но и совсем к молодым писателям, в том числе выпускникам литературной школы Creative Writing School, которой я руковожу. Нам подумалось, может быть, у непоротого поколения со счастьем дело обстоит иначе? И конечно, пригласили поэтов.

И – поразительно! – получилось.

Легче всего про счастье говорить, разумеется, стихотворцам. Им же не говорить – петь, курлыкать, а поется про счастье проще.

Однако и многие авторы прозаических текстов рассказали о счастье так, как, кажется, прежде о нем не говорили.

Милости просим. Заходите в пестрый мир нового русского счастья вместе с нами. Вы и сами не заметите, как в погоне за его призраком окажетесь в сладком уединении, в чужом городе – однако ненадолго, как поколотите замучившего всех гада, как будете дышать паром в гладильной туберкулезного диспансера, как с перехваченным от ужаса горлом будете ждать рождения нового человека, как испытаете отчаяние перед входом в детский сад, встретите брата из армии, жадными ложками будете глотать розовый свадебный торт, запивая испанским хересом, – словом, заживете жизнью героев всех помещенных в сборнике историй и из всех переделок внезапно вынырнете счастливым. Потому что эти рассказы действительно про счастье. Даже удивительно, как всем авторам удалось передать это ощущение, ощущение реальности и абсолютной возможности счастья. Может быть, секрет здесь в множественности этих возможностей.

Счастье – это когда ты живой. Ешь борщ из щавеля, смотришь красивый фильм, дышишь. Потому что жизнь – трудная, сплетенная из разлук, боли, утрат – дар.

Счастье – это когда ты взрослый и отвечаешь за себя.

Счастье – это движение вперед.

Счастье – это когда ты спокоен.

Счастье – это внутренняя трезвость.

Счастье – когда ты любишь, ну, конечно.

Счастье – это иногда укол, мгновение, но оно может оказаться длиной в жизнь, оно запросто может стать синонимом «долго», да-да, как совсем в другом варианте русского финала: жили они долго и счастливо.

Счастливо = долго.

Счастье-то какое!

Дмитрий Быков Счастье

1.

Старое, а в чем-то новое

чувство начала февраля,

Небо серое, потом лиловое,

крупный снег идет из фонаря.

Но ясно по наклону почерка,

что всё пошло за перевал,

Напор ослаб, завод кончился,

я пережил, перезимовал.

     Лети, снег, лети, вода замерзшая,

     посвети, фонарь, позолоти.

     Всё еще нахмурено, наморщено,

     но худшее уже позади.

И сколько ни выпади, ни вытеки —

все равно сроки истекли.

(Я вам клянусь: никакой политики,

это пейзажные стихи.)

Лети, щекочущее крошево, гладь лицо,

касайся волос.

Ты слышишь – всё кончено, всё кончено,

отпраздновалось, надорвалось.

Прощай, я пережил тебя, прости меня,

всё было так бело и черно,

Я прожил тут самое противное и вел себя,

в общем, ничего.

Снег, снег, в сумятицу спущусь твою,

пройдусь, покуда все еще спят, —

И главное, я чувствую, чувствую,

как моя жизнь пошла на спад.

Теперь бы и жить, чего проще-то,

довольно я ждал и горевал, —

Но ясно по наклону почерка,

что всё идет за перевал.

Кружится блестящее, плавное,

подобное веретену.

При мне свершилось тайное, главное,

до явного я не дотяну.

     Бессонница. Ночь фиолетова.

     Но я еще насплюсь, насплюсь.

     Всё вверх пойдет от снегопада этого,

     а жизнь моя – на спуск, на спуск.

     Нравится мне это испытание

     на разрыв души моей самой.

     Нравится мне это сочетание,