Счастье - [12]

Он спал очень долго, а когда проснулся - Вика приготовила для него завтрак, который он весь съел, поблагодарил ее, некоторое время полежал на кровати. Вика спрашивала у него впечатления о свадьбе, и Виталий отвечал, что впечатления хорошие, тогда Вика стала спрашивать его мнения о каждом из гостей, но он никого не помнил, и она сама их описывала, он же повторял некоторые ее фразы. Потом она оставила его, он еще некоторое время ни о чем не думая пролежал, а потом пошел в туалет. Потом они пообедали. Потом вновь занимались сексом, или, если кому хочется, пожалуйста - "любовью". Потом, уже при вечернем освещении, обнаженная Вика, изображая по-видимому музу, стремительно прохаживалась по комнате, и декламировала стихи Виталия, затем спросила - не хочет ли он написать что-нибудь нового, Виталий сказал, что не хочет; тогда она попросила вновь заняться "любовью", и они занимались; затем - поужинали, и решили выйти на балкон, полюбоваться звездами. Стояли, любовались - Виталий ничего не чувствовал; он знал, что там бесконечный простор, но не понимал, какой в нем смысл - Вика сказала, что звездное небо прекрасно, и Виталий согласился к ней; вновь они вернулись в комнату, и вновь занимались "любовью". На следующий день повторилось то же, что было накануне. Потом прошел еще один день, за ним еще и еще и еще с ужасающей подробностью все повторялось и повторялось...

-----------------------------------------------------------------------------------------------------Несмотря на свою ужасающую однообразность, время отнюдь не тянулось для Виталия - о нет - оно летело более стремительно, чем когда бы то ни было. Он просто не замечал его хода, но не от того, что оно было наполнено какими-либо сильными чувствами, а от этой ужасающей пустоты, однообразия. Для кого-то, быть может, это казалось бы полноценной счастливой жизнью - для него, против прежних, сильнейших порывов, когда он один, во мраке исходил слезами - это была самая настоящая пустота. Конечно, сидение дома, еда и занятие "любовью" не было тем единственным, чем занимались они в ближайшие после свадьбы недели. Так Вика предложила съездить прокатится на теплоходе, и сколько-то, кажется неделю, Виталий проводил или в каюте или на палубе, обнимая ее за талию, и видя гребешки волн, зеленые берега, и все прочее, вплоть до лебедино-белых церквей, которые возвышались на холмах - все это ни о чем не говорило его сердцу, и он не понимал, зачем это видит. Но не страдал, не страдал он больше - была усталость, смирение. Когда была возможность заснуть он тут же проваливался в черное, бесчувственное забытье...

Потом, когда они вернулись, Вика вновь собрала всяких родственников, друзей, знакомых - все они сидели за столом обильно уставленным всякой едой и выпивкой, в большой, светлой комнате - в той самой комнате, где Виталий прежде проводил столько трагических, пронзительных часов - в которой ничего уже не осталось от того, прежнего мрака.

Где-то по истечении полутора или двух часов от начала застолья, Виталия стало тошнить. Он никому не сказал причины - а на самом то деле его стало тошнить от этих дергающихся рож, от того, что Вика чуть ли не каждый день рассказывал про них - вот они сидят, бормочут, чокаются...

И уже в ванной-комнате, куда его отвел Виктор, уже отступив от раковины, куда зажурчала смывающая вода, он прошептал своему старому другу:

- Не могу я так больше. В аду сейчас...

- В аду ты полтора года назад был. - немедленно парировал друг. - ...И надо ж - в лучшем магазине берем, и там все та же подделка... Или, может, настоящая - может, наш желудок к такому кушанью непривычен, а?

- Что ты такое говоришь? Зачем?.. Я же в аду сейчас! В аду!.. Полтора года прошло?! Уже полтора года?!..

- Тихо-тихо, что это ты так закричал?

- Да, да - я же теперь вынужден говорить шепотом, чувства свои скрывать. Я же умер полтора года назад, когда эти пришли и вытащили меня из Тьмы, из Музыки в эту большую, постылую жизнь. Все верчусь, суечусь, говорю что-то никому не нужное, забывающееся - и мне ведь тоже ненужное, даже ядовитое душу мне отравляющее. Говорю и делаю то, что совсем не хочу делать, и остановиться то никак не могу. И все это окружающее на то только направленно, чтобы забыл... чтобы ЕЕ забыл, чтобы Музыку забыл...

- Нет-нет. Ты в зеркало на себя посмотри. Ну хорошо - сейчас ты не в лучшем виде, но даже и так, не в лучшем виде, ты несравненно лучше выглядишь, чем полтора года назад. Посмотри - загар, явное пополнение - да ты на человека стал похож, а не на ту засушенную мумию, которая прежде была. Ты внешне выглядишь здоровым, значит и в душе...

- Что в душе, что в душе?!.. - резко прервал его Виталий.

Но тут и Виталия прервали - резко застучали в дверь ванной; и одна из приглашенных девушек, судя по голосу уже в сильном подпитии стала требовать, чтобы они возвращались к столу, потому что де все ждут не дождутся Виталия, когда же он прочитает новые стихи. Виталий, ничего ей не отвечая, вновь громким голосом заговорил, обращаясь к Виктору:

- Вот видишь, новых стихов от меня ждут. Ждут-ждут не дождутся! Какие же тут могут быть стихи, когда я в такой трясине живу!.. О, по настоянию женушки, я еще клепаю что-то, кажется еще связанное рифмой, но уже без прежнего чувства, жиром заплывшее, пустое. Ну, какие же тут чувства могут быть, когда я не страдаю, не плачу, но только все время в потолок смотрю, "любовью" занимаюсь и жру. Все это гнусно, гнусно, гнусно - тысячу раз гнусно! От этого меня тошнит!..