Счастье потерянной жизни. Т. 1: Отец - [65]
Перерыв на обед был короче, так как сестры-хозяйки вполне освоились со своими обязанностями. Трапеза любви началась уже без обычных неловкостей, просто и естественно, как в семье. Очень многое вспоминалось из жизни братства. Большое внимание привлекло повествование Арсентия о своем ужасном прошлом. За ночь он выучил наизусть повесть об обращении одного разбойника, рассказал ее со слезами, затем, к удивлению всех, изложил целую вдохновенную проповедь.
Много простых, но мудрых примеров привели деревенские братья в проповедях и рассказах. Однако самым волнующим было выступление деда Никанора после того, как он прочитал текст из Библии: "Спасай взятых на смерть, и неужели откажешься от обреченных на убиение?" (Прит.24:11).
- Это было двенадцать лет назад, мы тогда впервые услышали Слово Божье от пленного австрияка. Он нас и окрестил обоих со старушкой моей. Верующих было мало в округе, и мы верст за двадцать ходили, чтобы повидаться со своими. Да и то тайком от сельчан, а особенно от попа да урядника. После войны пленным разрешили вернуться на родину. На прощание меня братец благословил вот этим самым словом: "Спасай взятых на смерть". Вот я как-то шел, а сам размышлял: и к чему бы мне это было сказано? Да так и не заметил, как подошел к маленькой деревушке Починки нашего же Раменского прихода. Вдруг слышу из крайней избы раздается такой страшный бабий вопль, вроде как над умершим. Я у избы остановился, сенки были открыты, и меня какая-то сила толкнула в избу. Возле порога стоял в нерешительности парень, который держал в руках крышку гробика. Под образами, наклонившись над ребенком, голосила старая женщина. Мурашки от ужаса прошли по моему телу: я увидел детский скелет, обтянутый почерневшей кожей. В яминах глаза были открыты и не моргали, рот полуоткрыт. Когда я прикоснулся к женщине, она как бы очнулась, на минуту притихла, глотая слезы. Но потом с новой силой стала голосить и рассказывать, что вот уже год, как она мучается с парнем, что он уже весь высох, а утром перестал дышать, видно, помер. Я растерялся и стоял в нерешительности, но вдруг ясно услышал: "Спасай взятых на смерть". Поднял я с пола рыдающую женщину и приказал ей немедленно запрягать подводу.
В ту пору Бог наделил меня способностью лечить людей от разных хворей травами и кореньями. С верою и молитвою, со страхом Божьим мы со своей старушкой служим деревенскому люду. Сердцем я чувствовал, что ребенок еще жив и Бог может поднять его. Всю дорогу я говорил женщине про Бога, а она так смиренно все крестилась да слушала. Потом дал я ей лекарства, помолились да проводил ее. Так она, касатка, бутылки-то к груди прижала, как ребенка, а сама все крестится да крестится, видать, набожная была. Потом-то уж плохо я помню, но как будто приезжала она. Однако чего мне не забыть, когда я ее с молитвой-то проводил и она-то повеселела, с моей души как сто пудов свалилось. Я еще подумал: к чему бы все это? Но когда проводил и поглядел ей вслед, на сердце все те же слова, как шепчет кто: "Спасай взятых на смерть". После я проходил мимо их избы не раз, будто и мальчишка какой-то вился, да ведь разве их мало по деревне. Как-то даже хотел зайти понаведаться, да в щеколде все тычинка торчала. Вдова она была, дома-то сидеть было не для кого.
Едва дед Никанор закончил свой рассказ, к нему, вытирая кулаками слезы, из хора выбежал Павлушка и сквозь рыдания успел только проговорить:
- Дедушка! Ведь это я был, а вот и бабушка моя сидит перед тобой, она уже тоже крещенная.
На мгновение все замерли, но вот бабушка Катерина с молитвенным воплем упала на колени. Многие в собрании плакали вместе с ней слезами радости. Опираясь на батожок, стоял среди рыдающих дед Никанор. Долго с удивлением смотрел он то на Катерину, то на Павлика, стекали и из его глаз слезы и пропадали в глубоких складках морщинистого старческого лица. Когда после долгой, благодарственной молитвы все утихли и сели, он тихо пошел к своему месту, а на ходу, кивая головой, повторял:
- То-то ж оно и сказано: "Спасай взятых на смерть".
С того момента Павлушка не отходил от деда и решил даже спать ночью рядом с ним. Рассказ деда Никанора переменил саму тему праздника: все проповеди, стихи и пение продолжались на тему спасения грешников.
Давно уже остыли самовары, давно притихла суета с едой, за окном надвигались вторые сумерки, а расходиться не хотелось, пока брат Гаретов не напомнил, что и им пора собираться на поезд. Все встрепенулись, а кто-то крикнул:
- Со стен-то еще ничего не снято.
Тут последовала команда: "Снять плоды со стен и потолка!" Молодежь с радостью быстро и аккуратно исполнила это поручение. Затем Петр Никитович поручил хозяйственницам-сестрам все раздать на гостинцы отъезжающим. Без излишней суеты, с любовью все раздавалось гостям. Павлик разыскал котомку деда Никанора, а сестры положили в нее всяких продуктов, чего у него в доме не могло быть. Сверх того откуда-то появился для старушки праздничный темный сарафан, а деду положили плисовые штаны. Когда Павел с сестрами преподнесли деду переполненную котомку, он сильно отнекивался, но увидев, что гостинцы раздают всем, взял котомку из рук и горячо благодарил Бога за Его любовь и братолюбие верующих. После его молитвы все почему-то посмотрели на него, ожидая еще каких-нибудь слов, но он от волнения не смог собраться с мыслями и лишь сказал кратко:
Автобиографический роман Николая Храпова — бесспорно, ярчайшая страница истории евангельского движения в бывшем Советском Союзе. Жизнь автора уникальна, поскольку фактически лишь за написание этой книги66-летнего старика приговорили к трем годам тюремного заключения. Незадолго до окончания последнего пятого по счету срока, он «освобождается», уже навсегда.Ничто не сломило этого героя веры в его уповании на Бога: ни трудности жизни, ни прелесть соблазнов, ни угрозы со стороны КГБ. Он был и остался победителем".
Автобиографический роман Николая Храпова — бесспорно, ярчайшая страница истории евангельского движения в бывшем Советском Союзе. Жизнь автора уникальна, поскольку фактически лишь за написание этой книги 66-летнего старика приговорили к трем годам тюремного заключения. Незадолго до окончания последнего пятого по счету срока, он «освобождается», уже навсегда. Ничто не сломило этого героя веры в его уповании на Бога: ни трудности жизни, ни прелесть соблазнов, ни угрозы со стороны КГБ. Он был и остался победителем".
В год Полтавской победы России (1709) король Датский Фредерик IV отправил к Петру I в качестве своего посланника морского командора Датской службы Юста Юля. Отважный моряк, умный дипломат, вице-адмирал Юст Юль оставил замечательные дневниковые записи своего пребывания в России. Это — тщательные записки современника, участника событий. Наблюдательность, заинтересованность в деталях жизни русского народа, внимание к подробностям быта, в особенности к ритуалам светским и церковным, техническим, экономическим, отличает записки датчанина.
«Время идет не совсем так, как думаешь» — так начинается повествование шведской писательницы и журналистки, лауреата Августовской премии за лучший нон-фикшн (2011) и премии им. Рышарда Капущинского за лучший литературный репортаж (2013) Элисабет Осбринк. В своей биографии 1947 года, — года, в который началось восстановление послевоенной Европы, колонии получили независимость, а женщины эмансипировались, были также заложены основы холодной войны и взведены мины медленного действия на Ближнем востоке, — Осбринк перемежает цитаты из прессы и опубликованных источников, устные воспоминания и интервью с мастерски выстроенной лирической речью рассказчика, то беспристрастного наблюдателя, то участливого собеседника.
«Родина!.. Пожалуй, самое трудное в минувшей войне выпало на долю твоих матерей». Эти слова Зинаиды Трофимовны Главан в самой полной мере относятся к ней самой, отдавшей обоих своих сыновей за освобождение Родины. Книга рассказывает о детстве и юности Бориса Главана, о делах и гибели молодогвардейцев — так, как они сохранились в памяти матери.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Поразительный по откровенности дневник нидерландского врача-геронтолога, философа и писателя Берта Кейзера, прослеживающий последний этап жизни пациентов дома милосердия, объединяющего клинику, дом престарелых и хоспис. Пронзительный реализм превращает читателя в соучастника всего, что происходит с персонажами книги. Судьбы людей складываются в мозаику ярких, глубоких художественных образов. Книга всесторонне и убедительно раскрывает физический и духовный подвиг врача, не оставляющего людей наедине со страданием; его самоотверженность в душевной поддержке неизлечимо больных, выбирающих порой добровольный уход из жизни (в Нидерландах легализована эвтаназия)
У меня ведь нет иллюзий, что мои слова и мой пройденный путь вдохновят кого-то. И всё же мне хочется рассказать о том, что было… Что не сбылось, то стало самостоятельной историей, напитанной фантазиями, желаниями, ожиданиями. Иногда такие истории важнее случившегося, ведь то, что случилось, уже никогда не изменится, а несбывшееся останется навсегда живым организмом в нематериальном мире. Несбывшееся живёт и в памяти, и в мечтах, и в каких-то иных сферах, коим нет определения.