Счастье потерянной жизни. Т. 1: Отец - [51]

Через час в своем прежнем составе вошли все присутствовавшие и вскоре сам царь со свитой. Владыки не было. Монарх с едва заметной ноткой недовольства, приказал немедленно пригласить его. Посланный архиерей торопливо направился в надлежащие покои. С каждой секундой нетерпение до крайности напрягало нервы у всех, в том числе и у царя, но прошло и пять, и десять минут, а владыка не появился. Наконец в дверях царского зала показался посланный архиерей, бледный и растерянный. Срывающимся от волнения голосом он объявил царю:

- Владыка не может сегодня выйти и предстать пред ваше лицо - он в постели.

Царь вздрогнул от столь неожиданного обстоятельства и, не садясь в кресло, произнес кратко, глядя на Рябошапку:

- Сударь, ты свободен!

По неофициальным слухам вскоре стало известно, что владыку нашли у себя в покоях мертвым.

Все ахнули, и когда брат закончил рассказ, долго обсуждали его детали между собою. Поздно вечером стали расходиться из дома молитвы, радостно возбужденные от этого большого праздника, на котором и они могли присутствовать и который со своим утренним собранием, трапезой любви и вечерним собранием слился в одно служение. Много было и молоканской молодежи. Некоторые даже пожелали вступить во вновь организующийся хор.

По окончании вечернего собрания распределили служения по дням недели. Василию Ивановичу было поручено сформировать хор и начать занятия с ним. Был также намечен день крещения и принято решение просить прислать брата для совершения его.

С приобретением дома молитвы жизнь общины заметно улучшилась. Особенную радость принесло начало занятий с хором, к которым Василий Иванович приступил с большим усердием. Почти все из обращенных оказались способными к пению.

К этому времени в семье Владыкиных опять случилось горе: второй Илюшка, дожив до года, скоропостижно скончался от той же болезни, что и первый. Это событие сильно опечалило семью. Луша находила утешение в том, что с еще большей отдачей участвовала в хоровом служении.

К концу зимы обращенных еще увеличилось. Более двадцати человек с нетерпением ждали весны 1925 года. К моменту объявления о приготовлении к крещению хор уже самостоятельно громко и стройно пел на богослужениях. Крещение принесло широкую известность существованию общины в городе. Приехавший из Москвы брат Степин с большим воодушевлением и благословением совмещал проповедь и пение.

Крещение происходило в воскресенье. После краткого утреннего собрания верующие вышли из дома молитвы на луг и с пением направились к реке. По дороге сделали остановку; было сказано несколько коротких проповедей и спето несколько песен. Толпы людей, сбежавшихся туда, так и пошли к самому месту крещения, где было проведено богослужение. Когда же крещаемые переоделись в белые одежды и все стройно запели: "Кто, кто сии и кем облечены, в светлые ризы снежной белизны", то все присутствующие ощутили такой необычайный поток благословений, что несколько человек прямо на берегу раскаялись в своих грехах и даже просили, чтобы их тут же крестили. Оба берега реки были заполнены слушателями и зрителями. Чинно и благоговейно прошло все крещение. Павлушка с большой радостью обнимал и поздравлял свою дорогую бабушку Катерину. Возвращались с реки с пением гимнов, а на вечернем собрании множество людей стояли у раскрытых окон молитвенного дома, так как в помещении не оставалось места даже в проходах.

С этого времени известие о возникновении баптистской общины в городе Н. облетело окружающие города и деревни. Жители сел приглашали верующих к себе в гости, а также приглашали их приезжие верующие из соседних городов. Хороших знакомых приобрел и Павлик благодаря частому рассказыванию стихотворений в собрании. Гости просили Петра Никитовича приезжать к ним с сыночком, а некоторые просто привезти Павлика на лето на поправку. Внешний вид его у многих по-прежнему вызывал соболезнование и всякие сомнения относительно его здоровья. Высказывались разные предположения: кто считал, что он болен туберкулезом, кто - желтухой. Иные думали, что его истощают глисты или селитер. Бабушка стояла на своем, что Павлика морят голодом. Водили его по больницам, брали всякие анализы, лечили от глистов, желтухи, малокровия.

После Пасхи к Н-ской общине присоединилась пожилая женщина, главный врач туберкулезного санатория, много лет являвшаяся убежденной христианкой и хорошей проповедницей. Она убедительно просила Лушу привезти Павлика на лето к ней. В санаторном поселке было три верующих семьи, в том числе и одна многодетная. Все они присоединились к Н-ской общине, хоть и жили в двадцати пяти верстах от нее. При первой возможности Луша привезла сына прямо в дом сестры-главврача, как и условились. Она жила в прекрасном казенном особняке вдвоем с неверующим мужем - директором этого санатория. Детей у них не было.

Множество комнат особняка были обставлены дорогой мебелью, всевозможными безделушками. Сестра встретила гостей с большой любезностью и поспешила ввести в дом. Проводя их по комнатам, хозяйка объяснила значение всех предметов и порядок пользования ими. Таинственной и какой-то недоступной показалась Павлику роскошь, чужой и, как он почему-то заключил, - нехристианской. Однако взор его просиял, когда он в одной из комнат заметил сверкающее полировкой пианино. Хозяйка заключила, что это единственное, чем она может подкупить ко всему безразличное сердечко мальчика, и тут же, открывая крышку, села на стульчик с вопросом: